Последний полет «Ангела»
Шрифт:
В зале поднялся и неспешно прошагал к сцене пожилой человек, опиравшийся на тяжелую, суковатую палку. «Это Троян, был в послевоенные годы председателем колхоза, сейчас на пенсии», — тихо сказал Никитенко Алексею.
— Вот какая у меня мелькнула догадка, — проговорил Троян. — Было это уже позже, когда пришла из области директива повсеместно разбивать лесополосы. Мы с колхозным агрономом прикинули примерно, как их расположить. Земли колхозные мы знали хорошо, да и план под руками. Вот мне агроном и говорит: «Давай одну лесополосу проложим по развороченной земле». Я ее хорошо помнил: недалеко от речки протянулась узкая линия, густо
— И я это место знаю, — выкрикнула со своего места какая-то женщина. — Школьницей тогда была, мы всей школой лесополосу сажали. Помню, трава там высокая вымахала, а лопата легко входила, не успела слежаться землица.
— А что там сейчас? — с волнением спросил Алексей.
— Та лесополоса ж! — ответили ему сразу несколько человек. — Разрослась, что тебе лес.
Никитенко посмотрел на часы, было уже за полночь. Сказал:
— Завтра… то есть сегодня, — поправил сам себя, — спозаранок нам в поле. Будем заканчивать, а если кто еще что вспомнит — то милости прошу в сельсовет. — Никитенко, чтобы подчеркнуть важность того, что хотел сказать, подтянулся, одернул пиджак: — Товарищи сельчане, разрешите от вашего имени и от всего сердца поблагодарить соответствующие организации за то, что не забывают про горе народное, учиненное гитлеровцами и их пособниками, разыскивают тех, кто запятнал свою совесть предательством, убийствами, изменой.
…Гера снова потянула Алексея гулять. Они походили вдоль реки, любовались цветущей черемухой. Точно над ними литым серебром мерцала молодая луна. Было так тихо в этот полночный час, что казалось, слышалось дыхание земли.
— Спина боли-ит, — пожаловалась Гера. — Я теперь не то что есть, а смотреть на клубнику не смогу-у. За каждой ягодой надо нагнуться, сорвать ее, в корзину положи-ить.
Алексей рассмеялся:
— Познаешь жизнь? А то пришла на рынок, купила килограммчик, половину съела, половина залежалась, свежесть потеряла — в мусоропровод.
— Ладно язвить, — не обиделась Гера. — Пора в гостиницу, завтра снова… на клубнику. Наталка за мной забежит на зорьке.
— Идем, труженица.
— Идем. А тебе ничего не будет за то, что я с тобой в командировку поехала?
— Не знаю, — чистосердечно признался Алексей. — Придется докладывать об этом майору Устияну.
ЕЩЕ ОДИН СВИДЕТЕЛЬ
Докладывая майору Устияну о командировке, Алексей сообщил, что в Адабаши ездила и его знакомая, Гера Синеокая.
Майор взглянул на него с любопытством:
— Что же, — сказал он, — судя по всему, вы были поставлены перед неожиданностью?
— Пожалуй, так. А отправить ее обратно…
— Не хватило решимости?
— Да.
— Откровенность — хорошее человеческое качество, — одобрил майор. Он что-то прикинул про себя, подвел итог этой части разговора: — А в общем-то, ничего особенного не произошло. Эта командировка не предполагала секретности. Наоборот, вы правильно поступили, что выступили перед населением с беседой о розыске военных преступников. Гласность в таком деле — наш помощник. Что греха таить — от прошлых времен осталась у некоторых товарищей игра в таинственность. Случается, вокруг самого обычного, простого такую дымовую завесу поставят, что только диву даешься. И это вместо того, чтобы людям откровенно рассказать: занимаемся тем-то и тем-то, кто располагает полезными нам сведениями — поделитесь.
— Но ведь есть же случаи…
— Есть такие случаи, и их немало, — подтвердил майор Устиян, — когда неосторожное слово может стоить жизни. Надо уметь отличать одно от другого… Но возвратимся к вашей командировке. Эта Гера Синеокая, что, ваша невеста?
— Не могу утверждать это с уверенностью, — замялся Алексей.
— Разберетесь, дело молодое.
Устиян попросил подробно рассказать обо всем, что касалось вероятного местонахождения третьего противотанкового рва. Выслушав Алексея, спросил со странной интонацией:
— Раскопки что-нибудь дали?
— Мы не раскапывали ничего, хотя лесополоса четко обозначила бывший ров. Но я хотел прежде посоветоваться с вами…
Майор одобрительно кивнул:
— Молодец, что удержался. А ведь хотелось проявить инициативу, признайтесь!
— Да, очень.
— Такую важную работу надо выполнять по всем правилам, в строгом соответствии с законом. Хорошо, что это своевременно понял, а то бы все осложнили.
Алексей упомянул, что бывший танкист, а ныне знатный механизатор Роман Яковлевич Панасюк убедительно просил доверить лично ему вскрыть печальный ров, который, возможно, стал братской могилой для Адабашей.
Устиян что-то пометил в своем блокноте, с болью сказал:
— И мертвым не все равно, кто тревожит их вечный покой. А ваш Панасюк, видно, человек с чистой совестью, на такого они не обидятся. — И закончил неожиданно: — Собирайтесь-ка снова в командировку, лейтенант, нашлись следы Демиденко.
Бывший старший полицейский Демиденко отбыл срок, определенный ему в свое время судом, и теперь коротал век в добротном доме на окраине небольшого городка под Ровно. После освобождения он еще несколько лет работал на Крайнем Севере, накопил деньжат и существовал теперь безбедно.
Алексей и капитан Озерский из местного горотдела пришли к нему под вечер, когда было больше шансов застать его дома — Демиденко днями пропадал на дальних и ближних базарах, торговал ранним луком и чесноком, клубникой, цветами — словом, растительностью цветущей и аппетитной, в соответствии с сезоном и спросом. Хозяин сидел на крылечке, наблюдал, как жена его готовит овощи для завтрашней торговли.
— Здравствуйте, гражданин Демиденко, — поздоровался с ним Озерский.
— Добрый вечер, гражданин капитан, — не удивился их появлению Демиденко. Он бесцеремонно оглядел Алексея: — И вы здравствуйте, гражданин лейтенант.
— Вы меня знаете? — удивился Алексей. Его поразил цепкий, умный, словно бы сфокусированный на одной какой-то точке взгляд бывшего полицейского.
— Откуда? — спокойно ответствовал Демиденко. — Просто вижу, молодой еще человек, такому лейтенантские погоны к лицу.
— Ладно, не поражайте товарища проницательностью, приглашайте в дом, имеется разговор, — холодновато оборвал его Озерский.