Последний полет «Ангела»
Шрифт:
— Это мы и без вас выясним.
— Молодой, а убежденный, — словно бы про себя пробормотал Цыркин.
Алексею было неприятно находиться рядом с ним, в соседних мягких креслах самолета, однако что поделаешь, у каждой ситуации есть свои издержки. Еще удивляло, что Цыркин старательно выполнял все распоряжения на световом табло: «пристегнуть ремни», «не курить». «Неужели еще на что-то надеется?» — с недоумением подумал Алексей.
…Мать Зинки опознала Цыркина сразу:
— Он, Ангел.
— Ты зачем навела их на мой
— Помнишь Пашу? — срывающимся голосом спросила старуха.
После недолгого раздумья Цыркин покачал головой:
— Нет. Кто такой?
— А я помню и не простила его тебе.
Майор Устиян, когда допросы Цыркина уже близились к завершению, предложил ему:
— А теперь расскажите, как к вам попали документы Красовского.
— Выясняйте сами, — ухмыльнулся Цыркин.
— Уже выяснили. Красовский был командиром вашей роты. Рота попала в окружение, остатки ее пытались выбраться к нашим. Личный состав роты сражался геройски, даже немцы это оценили. Последний бой рота, точнее то, что от нее осталось, приняла у населенного пункта Заозерье. Немцы предлагали, как они говорили, «почетный плен». Рота предпочла смерть. Капитан Красовский был тяжело ранен, вы добили его, сняли с него форму и взяли его документы. Вы, Цыркин, один остались в живых, и когда вышли к немцам с поднятыми руками, они считали, что взяли в плен мужественного капитана Красовского. Так?
Цыркин промолчал, он смотрел на Устияна безразлично, часто моргая. О волнении его свидетельствовали лишь слегка подрагивающие руки, которые он не знал, куда деть.
— Вот листовка, которую немцы выпустили по случаю вашего взятия в плен. «Храбрый капитан Красовский», который сражался до последнего патрона, признавал в ней дальнейшую борьбу с победоносной армией фюрера безнадежной и призывал бойцов и командиров Красной Армии сложить оружие.
Майор Устиян показал старую листовку с немецким орлом: молодой Цыркин в форме командира Красной Армии со снятыми с петлиц знаками отличия улыбчиво смотрел с фотографии.
— Вы правильно рассчитали: гитлеровцы больше будут ценить капитана-героя, нежели рядового предателя. Вот копия приказа о присвоении бывшему капитану Красной Армии Красовскому звания обер-лейтенанта.
Алексей только удивился в душе, как оперативно и четко выяснил все это майор Устиян.
— Теперь доброе имя героя войны капитана Красовского полностью восстановлено, — добавил Устиян.
— Кому это надо сейчас? — язвительно спросил Цыркин.
— Его родным и близким. Его народу и Отчизне, — отчеканил майор. — Впрочем, вам этого не понять.
Алексей, когда все уже осталось позади, спросил Устияна, каким образом тот пришел к выводу, что Красовский — это реальное лицо, а не миф.
— В списках личного состава части, где служил Цыркин, — объяснил Устиян, — быстро нашли эту фамилию. А дальше — просто…
Ничего себе просто! Алексей хорошо понимал, что только богатый опыт розыскника помог Устияну оперативно распутать петли, завязанные Цыркиным, оказавшимся таким предусмотрительным в своем предательстве: служил оккупантам с чужой биографией, а когда тех погнали — выкопал свои настоящие документы, снова стал рядовым Цыркиным и вторично сдался в плен, чтобы бежать из лагеря к партизанам. Он рисковал, конечно, очень сильно, однако перспектива «подчистить» свою жизнь была заманчивой, а риск окупался конечной целью.
Много раз на допросах Цыркину задавались вопросы о Коршуне. Экс-каратель делал вид, что фамилию Коршуна не знает: «Его все звали Гайер. Это значит — Коршун. А что это — подлинная фамилия или просто прозвище — мне неизвестно». Он подробно рассказал о карательных акциях, в которых принимал участие под командованием Коршуна, показал на карте сожженные села, места массовых казней.
— Кто скрывался под этой кличкой, вы знаете, — сказал ему майор Устиян. — Не хотите говорить? Ваше дело. Мы и без вас установим, кто такой Коршун.
— Откуда мне знать? — упирался Цыркин.
— Не поверю, что так уж строго скрывал Коршун свою фамилию. Зачем? Он ведь не сомневался в победе, а то, что творил, не считал преступлением. Так, очистка жизненного пространства… Да и, кроме того, бывшие полицейские показали, что Коршун доверял вам даже отправлять посылки в фатерланд. Что же вы, ни разу не взглянули на адрес?
— Никаких посылок я не отправлял, — Цыркин твердо стоял на своем. — А до Коршуна вам не дотянуться.
— Поживем — увидим, — спокойно ответил ему майор Устиян.
Суд над Цыркиным состоялся в Доме культуры села Адабаши. Его заседания были открытыми, просторный зал не мог вместить всех, кто пришел выразить свое презрение предателю и палачу. На площади установили громкоговорители, заедания суда транслировались по радио.
…Исключительная мера.
ЗДРАВСТВУЙТЕ, АЛЕКС!
Не удивляйтесь этому письму. Ваш адрес я с трудом вырвала у Ганса Каплера — он не был уверен, что имеет право его мне давать. Но надеюсь, что Вы — человек широких взглядов, без комплекса обиды — дочитаете это послание до конца, а не выбросите его сразу в корзину, увидев на конверте почтовый штемпель ФРГ.
Не удивляйтесь моему письму — я долго собиралась с силами и мыслями, чтобы его написать. Много разговаривала с Гансом — о Вас, Вашей стране, о том, почему так сложно и страшно сегодня жить.