Последний полет «Ангела»
Шрифт:
— Здесь не хватает многих «экспонатов», — сказал Ганс. — И хорошо бы — диаграмму…
— Какую еще диаграмму? — нехотя, вяло поинтересовалась Ирма.
— Запиши цифры, — Ганс, как на школьном уроке, словно бы и в самом деле диктуя, размеренно стал перечислять:
— Пятьдесят шесть тысяч… семьдесят тысяч… полтора миллиона…
— Что это? — Ирма смотрела на него с удивлением.
— Не знаешь? В концентрационных лагерях твоими божками уничтожено: в Бухенвадьде — пятьдесят шесть тысяч человек, в Дахау — семьдесят тысяч, в Майданеке — полтора миллиона, в Освенциме — четыре миллиона, в Маутхаузене — сто двадцать две тысячи… Не криви совестью, знаешь ты эти цифры… И еще в твоем поганом гнилом «музее» нет одной прелестной фотографии, я ее видел в каком-то журнале: эсэсовцы собираются повесить старика в Белоруссии. Виселицу уже соорудили, петлю приделали, старика основательно избили, осталось только вздернуть его — вот они и собираются это сделать: молодые, сытые, здоровые — вешать сейчас будут.
— Замолчи, — вскочила с кресла Ирма. — Не плюй в душу!
— Нет уж! — повысил голос и Ганс — Это ты и такие, как ты, плюете в душу погибшим, замученным, растерзанным нацистами!
У него росло желание схватить что-нибудь тяжелое и запустить им в бесноватого Адольфа, да так, чтобы осколки посыпались. Ганс сдержал себя — пусть эта девица вначале скажет, зачем позвала его сюда.
— Расскажи мне все, что ты знаешь об этой истории с письмами, и о том, как они попали к тебе. Может, у тебя есть еще другие документы — покажи их мне, — тихо попросила Ирма.
Разговор у них длился несколько часов, потом были новые встречи.
ОСЕНЬ — ВРЕМЯ ИТОГОВ
— Может быть, встретимся, сыщик? Ты почти на месяц исчез с моего горизонта, — Гера проговорила это безразлично, однако Алексей почувствовал в ее голосе едва скрытое беспокойство. Когда люди исчезают, не поставив в известность своих близких, не выбрав минутку, чтобы позвонить и предупредить, значит, появляются в отношениях те трещинки, которые еще незаметны, но уже дают себя знать.
— Сегодня не могу, — ответил Алексей. Он действительно был очень занят. Генерал Туршатов собирал всех, кто был занят розыском Коршуна и Ангела, чтобы, как сказал майор Устиян, попытаться прервать их затянувшийся полет.
— Может, завтра?
— Завтра уезжает Олег Мороз.
Олег отправлялся на год в Афганистан. Завод, на котором он работал, поставлял в эту страну сельскохозяйственные машины. Олега пригласили в качестве специалиста по их эксплуатации. Он должен был помочь афганцам быстрее их освоить. Своей миссией Олег очень гордился. «А как же НЛО?» — поинтересовался Алексей, когда Олег сообщил ему о поездке. «Пусть пока полетают», — ответил Олег, думая уже только о том, какие чертежи и инструменты ему будут необходимы в командировке.
— Проводим Олега и погуляем, — предложила Гера.
После прощания на вокзале, когда были уже сказаны Олегу все добрые пожелания и поезд медленно уплыл за дома, Алексей и Гера подвезли на «Жигуленке» домой его жену, горячо пообещали не дать ей скучать в одиночестве, и отправились к Комсомольскому озеру. Десяток лет назад на месте этого ныне очень красивого озера был глубокий овраг с родничками, приют мальчишечьих ватаг. Каждый горожанин знал — этот овраг оккупанты приспособили под место для казней патриотов.
Как много на нашей земле горестных мест — об этом не раз думал Алексей. Вот и здесь гитлеровцы остались верными себе, примитивно-жестокими — убивали, почти не таясь, уверенные в безнаказанности и тогда, и в будущем.
Останки всех погибших перенесли на городскую площадь, в братскую могилу. А сюда пришли комсомольцы, стали строить озеро. Потому его и назвали Комсомольским.
Алексей и Гера медленно прошли из конца в конец аллею из кленов, багряная листва уже устлала землю.
— Осень приближается, — Гера зябко передернула плечиками. — Осенью мне всегда тоскливо.
— Почему? — удивился Алексей.
— Какая-то неустроенность во всем чувствуется. Одно время уже ушло, другое не подоспело.
— А мне очень нравится осень, — не согласился с Герой Алексей. — Время итогов.
— Значит, ты уже в своих поисках-розысках вышел на финишную прямую?
— Я не про работу, — уклонился от ответа Алексей. — Это я так. Вообще.
— Темнишь, сыщик. Но я не обижаюсь, понимаю, у твоей работы есть специфика.
Конечно, Алексею хотелось бы рассказать Гере о событиях последних недель, но, как говорит майор Устиян, одной неосторожной, небрежно брошенной фразой можно уступить все захваченные плацдармы.
А событий произошло немало. Алексей снова выезжал в Адабаши, на вскрытие противотанкового рва — предположительного места захоронения погибших жителей села. Он впервые видел, как в таких случаях работают судебно-медицинские эксперты, проводится эксгумация останков трупов, составляются соответствующие протоколы. Это была важная работа, шедшая в строгом соответствии с требованиями закона. Но, конечно, подлинным потрясением стали те минуты, когда производилось вскрытие могилы. Знатный механизатор Роман Яковлевич Панасюк подогнал бульдозер к предполагаемому краю рва, заглушил мотор, вышел из кабины, закурил. Руки у него подрагивали, он прислонился спиной к гусенице, долго стоял молча. Молчали и его односельчане, пришедшие сюда, и люди, присутствующие здесь по долгу службы.
— Значит, так, — обратился Панасюк к председателю сельсовета Никитенко, — думаю, не надо такое святое место гусеницами молотить.
— Правильно думаешь, — согласился Никитенко.
По его распоряжению из села принесли лопаты, и Панасюк первым снял пласт земли…
Уже на полуметровой глубине оказались костные останки погибших. Как ни осторожно раскапывали ров, лопаты задевали то, что осталось от адабашевцев, и тогда казалось — земля постанывает от старой боли. Можно было только предполагать, что вот это — все, что осталось от ребенка, а сюда вот упала женщина… Были и остатки игрушек, с которыми дети не расстались после смерти, клочья одежды, женские роговые гребешки, истлевшая металлическая оправа очков, проржавевший сапожный нож — кто-то из мужчин тогда прихватил его с собой, но не смог пустить в ход. На одной из откопанных костей эксперт заметил истлевшую полоску ткани, прикрывавшую какие-то листки бумаги. Он, знающий по опыту о многих попытках жертв что-то спрятать перед казнью, осторожно снял остатки ткани. Под нею оказался обернутый в вощенку комсомольский билет — уже почти истлевший. С огромным трудом прочитали фамилию его владельца: Адабаш Степан Петрович; год рождения — 1926-й, время вступления в ВЛКСМ — май 1941-го…
И еще было очень много гильз — винтовочных, автоматных, пистолетных.
Когда эксперты завершили свою печальную, тягостную, необходимую работу, они пришли к выводу, что в этой огромной могиле нашли смерть около двухсот человек. Да, здесь лежали все, кто был в тот далекий черный день в Адабашах. Рядом с памятником в центре нового села была вырыта могила, и там нашли последнее пристанище люди, которые умерли непокоренными.
Потом в Адабаши привезли бывших полицейских Танцюру и Демиденко. Они, нахохлившись, всматривались в места, где разбойничали, и не узнавали их.