Последний пророк
Шрифт:
Фарадей погрузился в депрессию. Почему она отвернулась от него? Неужели он был просто очередным развлечением для нее? Женщина, которая курит и носит брюки, играет с мужчиной, чтобы отомстить всем мужчинам, которые играют с женщинами? Голова шла кругом, было больно, обидно, грустно, а потом он просто рассердился.
Фарадей решил сесть на поезд и отправиться в Нью-Йорк, но Беттина напомнила ему, что он несет ответственность за свою дочь и за нее тоже. Расстроенный Фарадей уединился в саду «Каса-Эсмеральды», угрюмо размышляя над цветными набросками, которые он сделал в пустыне, пока однажды малышка
Греясь на солнышке в испанском патио и держа на коленях свою дочь, он показывал ей рисунок, который он нарисовал на вершине столовой горы, в доме одного индейца-хопи.
— Этот танец — мольба о дожде. Знаешь, ангелочек, хопи верят, что змеи — их братья, которые спускаются в потусторонний мир и просят своих предков о дожде. Вот эти люди, которые торжественно ходят вокруг площади и распевают молитвы, — жрецы змей.
Моргана задумчиво рассматривала на рисунке тринадцать фигур. На них были скудные лоскутья ткани, длинные бахромчатые юбки, мокасины и головные уборы из красно-коричневых перьев. Некоторые из жрецов несли во рту живых змей, другие несли их в руках, а у двух танцоров руки были переплетены змеями.
— Я был одним из последних белых людей, который воочию наблюдал этот ритуал, — сказал Фарадей. — Индейцам не разрешают его больше проводить. Теперь он объявлен незаконным.
— Как это «объявлен незаконным»?
— Это означает, ангелочек, что у них нет разрешения его проводить. Правительство не разрешает местным индейцам исполнять их ритуальные танцы.
— Почему?
Он почесал подбородок. Как это объяснить?
— Они думают, что если они запретят индейцам проводить их традиционные ритуалы, то индейцы станут похожими на белых людей.
Фарадей задал такой же вопрос Джону Уилеру, тот с отвращением ответил:
— Тогда это был способ остановить восстания, а теперь это политика. Запрети им их традиции — и ты сделаешь из них «послушных овец».
Фарадей подумал о том, что придет время, когда танец змей полностью исчезнет из памяти человечества. Был ли этот рисунок последним упоминанием об исчезающей традиции? Жаль, что он не мог запечатлеть много таких событий. Он по-прежнему жалел, что не зарисовал тот ритуал в навахском хогане.
Фарадей снова подумал об Элизабет и ее страстном увлечении фотографировать местные наскальные рисунки. «Мы с тобой создадим замечательную исследовательскую команду, Фарадей». Боль снова пронзила его сердце, и он знал, что так будет всякий раз, когда он будет вспоминать ее. Если бы только они могли осуществить их мечту работать вместе, собирать антропологические находки и хранить их между обложками книг.
Фарадей перевернул рисунок, под ним обнаружился еще один — женщина из племени хопи молола зерно. И тут его осенило, что он уже начал работу, о которой они с Элизабет мечтали. Месяцы, проведенные с Джоном Уилером, не прошли даром — Фарадей создал богатую и яркую коллекцию рисунков, воспроизводивших индейские традиции, которые уже исчезали на Западе. Несмотря на боль расставания с Элизабет, он вдруг почувствовал то прежнее волнение,
Увлеченный этой идеей, Фарадей раскрыл новый рисунок из его коллекции: портрет девушки, которую он называл «тыквенный цветок». Он посмотрел в ее миндалевидные глаза, потом на ее спелые губы, как будто ждал, что сейчас она заговорит.
— Что это, папочка? — спросила Моргана, указав на три вертикальные линии на лбу девушки.
— Это называется татуировка, ангелочек. Индейцы режут кожу и втирают в нее чернила.
— Зачем?
— Я думаю, так они отмечают, кто к какому племени принадлежит.
Моргана долго рассматривала татуировку, а потом спросила:
— А мы принадлежим к какому-нибудь племени, папочка?
— Я не знаю, ангелочек, — ответил он, подумав о снобистском семействе Хайтауэр и о том, как бы им понравилось слово «племя».
Моргана не могла отвести глаз от татуировки. Хотя она и не знала, что такое племя, но решила, что это, наверное, здорово принадлежать к какому-нибудь племени.
— А где эта девушка живет?
— Ты помнишь развалины, которые мы исследовали в прошлом году? Там я показывал тебе очень древние комнаты, где много веков назад жили люди.
Она кивнула, едва припоминая разрушенные стены и громадные каменные глыбы, но зато она хорошо помнила разноцветных ящериц, переливающихся на солнце всеми цветами радуги.
Пока Фарадей рассказывал дочери о загадочном месте, каньоне Чако, он вспомнил, как Элизабет рассказывала ему о древних существах, которые летали по воздуху и стреляли огненными стрелами, и он задумался: а можно ли вообще разгадать тайну исчезнувших анасази?
50
Когда письмо пришло, Беттина долго и напряженно думала, как ей с ним поступить. Отправителем была Элизабет Делафилд, а предназначалось оно Фарадею. Беттина все же набралась смелости и открыла его, а когда она его прочитала, поняла, что ей необходимо немедленно принимать какие-нибудь меры. Вымогательница могла появиться здесь в любой день.
Стоя в дверном проеме уютного кабинета Фарадея, Беттина внимательно рассматривала книги, наваленные от пола до потолка, карты и чертежи, развешанные по стенам, журналы и газеты, рассыпанные повсюду. Сам Фарадей, согнувшись над столом, писал письмо еще одному эксперту по индейской культуре, в котором просил прислать больше сведений в «Каса-Эсмеральду», где уже собрана прекрасная индейская коллекция. Моргана сидела у его ног на коврике и играла со своей куклой «качина».
Беттина прокашлялась.
— Фарадей, ты не можешь так дальше жить.
Он посмотрел на нее:
— Прошу прощения?
— Мы прибыли сюда, чтобы искать индейских шаманов. Но ты неделями не выходишь из дома. Как мы можем вернуться в Бостон, если ты никак не закончишь того, что задумал? Или ты уже отказался от этой идеи? Если так, то позволь нам вернуться домой…
— Боже мой! — воскликнул он, подскочив со стула. — У меня нет намерения прекращать поиски. Сейчас возможности моих поисков расширились, а моя мечта наконец-то начала осуществляться!