Последний самурай
Шрифт:
И спросил Сиб: Ты как будто знаешь ту историю о сбежавшем из племени ланго угандийце?
Сиб сказала: Да.
Я спросил: Это правда?
Сиб ответила, что, насколько ей известно, да, правда.
Я спросил: Но ты-то откуда знаешь?
Сиб сказала: В газете было напечатано интервью с доктором Акий-Буа, получившим почетный диплом Оксфордского университета. В нем он говорил, что целиком обязан доктору Сорабджи, проявившему незаурядный героизм и спасшему его от гибели.
Я спросил: Ну а насчет вулкана?
Сиб сказала, что где-то читала интервью с человеком, у которого была сломана рука. И что руку эту он сломал во время падения в кратер вулкана. Короче, он провалился в кратер, а Сорабджи его спас. Спустился к нему и вытащил. Сиб сказала:
Все это говорило о том, что Сорабджи не только блистательный астроном и математик, но еще и настоящий герой. Но хватит ли у меня духа обратиться к человеку, который был не только героем, но и гениальным ученым?
Сперва я подумал, что ни за что в жизни не смогу сделать этого. Но затем подумал: «Если ты трус, то заслуживаешь лишь то, что имеешь. Заслуживаешь только то, что имеешь сейчас».
И окончательно решив, что просто должен сделать это, я подумал, что прежде надо как следует подготовиться. Иначе просто нет никакого смысла идти к лауреату Нобелевской премии и говорить ему вещи, достойные уровня малолеток, увлекающихся «Улицей Сезам».
Проблема лишь в том, как именно мне следует подготовиться. И вот наконец я решил освоить анализ Фурье и трансформации Лапласа, а заодно выучить периодическую таблицу Менделеева, поскольку все равно уже давно собирался заняться ей. А также выучить еще и ряды кислотности Лимана, Балмера, Пасчена и Брэкетта, так как Сорабджи еще в молодости увлекался спектроскопией. И счел, что на первый раз этого хватит.
На подготовку ушло около месяца. Работать дома было нелегко, потому что то и дело отвлекала Сибилла, зачитывала отрывки из журнала «Общество любителей попугаев». Даже целые главы — к примеру, «Факторы воздействия на домашнего попугая», «Отрицательные стороны влияния человека», ну и так далее, в том же духе. Или же она вскакивала из-за компьютера, подбегала ко мне, заглядывала в книгу с анализом Фурье и говорила: О, совершенно потрясающе! В конце концов, пришлось пойти в библиотеку и работать там. К концу месяца я начал задаваться вопросом: а почему бы не потратить на это еще месяц или даже год? Неужели лишний год занятий столь увлекательными предметами не пойдет на пользу и не увеличит моих шансов? Даст шанс заиметь отца — лауреата Нобелевской премии, и не просто лауреата Нобелевской премии, а человека, как две капли воды похожего на Роберта Доната, что непревзойденно умеет прыгать с поездов на полном ходу. Если я заслужу это право — а я считал, что всякое право следует заслужить, — то тогда это будет равносильно тому, что получить право вскочить на поезд, несущийся на полном ходу. И все сразу станет легко и просто, и я со страшной скоростью буду уноситься все дальше от моей нынешней жизни, и мне ни разу не захочется оглянуться назад.
Да я бы и год потратил, если бы точно знал, чем именно надо заниматься. Но я не знал и к тому же думал, что если явлюсь к нему годом позже, а стало быть, стану старше на год, эффект будет уже не тот. Настоящего сюрприза не получится.
Я процитировал наизусть таблицу Менделеева — просто на счастье — и отправился на поиски Сорабджи.
Сорабджи начинал научную карьеру в Лондонском университете, и до сих пор поддерживал с ним связь, хоть и работал уже в Кембридже. Но при этом сохранил дом в
Лондоне, поскольку у него имелись дети, которые очень успешно занимались в школе, вот он и подумал, что есть смысл сохранить этот дом. А в общежитии Кембриджа ему предоставили несколько комнат, где он и обитал. Он мог быть и в Кембридже, где проводил свои основные исследования. Но мог находиться и в Лондоне, поскольку на дворе было лето.
И вот я сел в метро и доехал по кольцевой до «Саут-Кенсингтон». Зашел в Имперский колледж науки, техники и медицины, и женщина в приемной объяснила мне, что последние занятия состоялись здесь три недели тому назад. Тогда я сказал, что получил на лето школьное задание составить один проект по изучению астрономии и что частью этого проекта должно непременно стать интервью с каким-нибудь выдающимся астрономом. И нельзя ли в этой связи взять интервью у профессора Сорабджи? Пожалуйста! попросил я. И не будет ли она столь любезна дать мне его адрес, чтобы я мог записать? Пожалуйста! повторил я.
Она сказала: Профессор Сорабджи очень занятой человек.
Я сказал: Ну пожалуйста!
Она сказала, что не имеет права давать его адрес первому встречному.
Я сказал: Я изучал анализ Фурье на протяжении целого месяца каждый день и рассчитывал сделать сюрприз профессору Сорабджи. Очень вас прошу, ну пожалуйста!
Она сказала: Анализ Фурье! Но при чем здесь это?
Я сказал: Хотите, продемонстрирую вам, как исчисляется гравитационный потенциал в любой точке вне твердой однородной сферы с радиусом и массой m?
Она сказала: Ну, я не...
Я спросил: А как насчет проблемы с вибрирующими струнами или мембранами? Допустим, у нас имеется кожаная поверхность барабана или мембрана квадратной формы, где все края закреплены и стороны одинаковой длины. Если подвергнуть смещению поперечное сечение такой поверхности, а затем отпустить, что у нас получится?
Она колебалась, видимо, не зная, что ответить, и тогда я взял со стола листовку с рекламой Имперского колледжа и торопливо написал на обратной стороне функцию Лежандра для расчета гравитационного потенциала в любой точке вне твердой однородной сферы радиусом и массой m. А затем на другом листке принялся делать расчеты для последующих вибраций кожаной поверхности барабана квадратной формы, но тут она сказала: ладно, ладно, хорошо. И записала его адрес на карточке. Оказалось, что жил он совсем недалеко, можно пешком дойти.
И я отправился пешком к его дому. И все больше и больше нервничал. Что, если теперь, когда у меня появился реальный шанс заиметь идеального отца, я упущу эту возможность? Упущу лишь потому, что напрочь забыл массу трех наиболее распространенных изотопов гафния?..
Я сказал: Гафний. Графический символ элемента Hf. Атомный порядковый номер 72. Относительная атомная масса 178,49. Чисто природных изотопов 6. Масса наиболее распространенных в процентном отношении изотопов: 177 - 18,6%, 178 - 27,3%, 180 - 35,1%. Наиболее стабильные радиоизотопы с предположительным периодом полураспада — 181 (—,) 42 d. Энергия ионизации 70,0 eV. Плотность в г/см 3при 20°С 13,31. Температура плавления — 2227° Цельсия. Строение электронных орбиталей [Xe]4f 145d 26s 2. Степень окисления (валентность) IV. Радиус атома 156,4 pm. Ковалентный радиус для простых связей 144 pm. Окислительно-восстановительный потенциал w/число электронов -1,505(4), иными словами некое рассчитываемое число. Отрицательность 1,2. Распространенность на планете Земля: 4·10 – 4.
Короче, я имел неплохое представление об этом элементе и его изотопах. И вообще думал, что могу выучить их все за это время. Но только теперь понял, что следовало бы выяснить, для чего предназначен окислительно-восстановительный потенциал в V с числом электронов n. И еще я сожалел о том, что не пошел дальше и не выучил радиусов ионов в pm с числом окисления и числом координации. Что, если именно незнание радиусов ионов с числом окисления и числом координации станет единственной причиной, которая испортит мой визит к Сорабджи? И я уже хотел было повернуть обратно и отправиться домой, но потом вдруг подумал, что это просто глупо. Ведь это всего лишь химия, и возможно, она ему безразлична.