Последний шанс
Шрифт:
Общий вид местности. Холмистая донецкая степь. Между холмами — неказистый ручеек, все, что осталось от некогда могучей реки. Полвека тому здесь еще жила речушка, славная окунями, таранью, плотвой. Да распахал человек все подходы к балке, и потекли в низину с дождями мутные потоки, отравленные ядохимикатами и гербицидами. Замулило балку, засосало грязью животворные родники. И туда, где когда-то буйствовала жизнь, подступила смерть. Ей сопротивлялся лишь зачахлый лесочек, тянувшийся к остаткам воды.
Следующий кадр — болотина. Утопают по щиколотку босые ноги, закатаны штаны по колено, рядом с ногой
Еще один набор фотографий. Машина в посадке. Номерные знаки крупным планом. Скаты и запчасти, снятые с автомобиля, а рядом — парень лет тридцати, в простенькой куртке из болоньи — такие куртки теперь заменили рабочим прославленную некогда фуфайку. В простеньких джинсах и дешевеньких спортивных туфлях. Парень смущен.
— Этот тракторист случайно не из «Червоного Жовтня»? — поинтересовался Иван Иванович, вспоминая, что из этого колхоза, по сообщению начальника Тельмановского райотдела милиции, угнали трактор «Беларусь».
— Из «Жовтня». А что? — насторожился Строкун.
Иван Иванович рассказал историю с трактором.
Тут Евгения Павловича прорвало. Последними словами ругал он тракториста и себя.
— Не он ли хозяин того трактора? Не польстись, дурак, на «ничейную» машину, мы бы его не задержали до полудня, и тогда история с трактором, возможно, выплыла бы много раньше, еще утром. Пришел на ферму — трактора на месте нет. Поднял бы шум. Кстати, почему трактор на ночь оставили возле фермы? Ему положено быть на мехдворе.
— Не знаю, — признался Иван Иванович. — Должно быть, во время беседы с начальником Тельмановского райотдела я еще не дозрел до такого вопроса, не спросил. Но думаю, процветает в колхозе безалаберщина и безответственность. Телятник, по всей вероятности, на выселках, где-нибудь на старом хуторе... От мехдвора до него далековато, вот и закрепили трактор за фермой. Тракторист убедил начальство, что каждый день гонять туда-сюда невыгодно: перерасход горючего. А лично ему так лучше: когда ушел с работы, когда пришел... Ручаюсь, дела на этой ферме неважнецкие, корма воруют подводами и машинами.
— Полная характеристика хозяйства! — пошутил Строкун. — Приятно иметь дело со специалистом.
— Если бы все всюду делалось по-хозяйски, милиции наполовину было бы меньше работы, — пробурчал Иван Иванович. — Многое идет от нашей беспечности. «Ладно, пройдет!» А оно — раз прошло, второй пронесло, а на третий зацепило, да так, что мы потом чешем затылок и удивляемся: «Кто бы мог подумать?»
— Что-то ты, Иван, нынче злой. Какая муха тебя укусила? — удивился Строкун.
А Иван Иванович думал о Сане, о Лазне, о Пряникове, о бригаде сговорчивых мужичков, готовых выделять по триста рублей с тысячи для «папы». Откуда у них такие деньги? Ясно, что сосали государство, как пиявки.
— Будешь тут злой! Доброта наша порой хуже воровства, — боком вылезает.
И он стал подробно докладывать. И об одиссее Богдана Лазни, и о бородатом, которого тот привез к магазину.
Прочитав материалы, которые имели отношение к Сане, Строкун внимательно посмотрел на Ивана Ивановича и сказал:
— Один — ненормальный, вторая —
— Каким пальцем я тебя продырявил?
Иван Иванович растерялся:
— Вот так вдруг разве определишь...
Строкун вернулся к столу и плюхнулся в кресло.
— Гражданка Жеболенкина — крупнейший специалист по оружию: даже через платье она определила марку пистолета: к ней прикоснулись наганом.
— Крутояров записал с ее слов. Всему городу, поди, уже известно про этот наган.
— На чужой роток не накинешь платок, — согласился Строкун. — Попрошу Дробова, он мужик сообразительный, горячку пороть не любит, но из дотошных, — пусть поговорит с Жеболенкиной в спокойной обстановке. В конце концов, эту женщину можно понять: вчера такое пережила, а сегодня — он перед ней... И общее впечатление невольно перенесла на одного человека. Это называется «сдвиг по фазе».
Когда круг вопросов, подлежащих обсуждению, был исчерпан, Строкун сказал:
— Уже невмоготу, валюсь с ног от усталости. Заскочу часика на три домой, а ты тут погутарь с Тюльпановой. Сделайте по ее описанию фоторобот того, которого она подобрала на мариупольской развилке.
— Уж она нарисует — помесь жабы с носорогом! — заключил Иван Иванович.
— Тряхни молодостью, поищи пути к сердцу женщины, тем более что у вас общие знакомые: Кузьмаков и Дорошенко. Ты меня убедил: вместе с ней в машине была эта пара, а может, и вся троица. Примени свое красноречие, убеди Алевтину Кузьминичну.
— У меня в запасе есть еще Тюльпанов: куда он ездил на генераловской машине?
— Пора и с ним встретиться, — одобрил Строкун план дальнейшей работы. Он вспомнил о последнем сообщении начальника Тельмановского райотдела и чертыхнулся: — Обвели они нас вокруг пальца с этим трактором. За двадцать часов, пусть по пятнадцать километров в час... это триста километров! В какую сторону? Днепропетровск? Одесса? Ростов? Харьков? Ох, ротозеи! Оставили трактор на ночь без присмотра! Часов в восемь, поди, и пошабашили. Когда на ферме заканчивают вечернюю кормежку? Ты же сельский.
— Где-то в это время...
— Подобного хода я предусмотреть не мог! — ругал себя Строкун. — Век живи — век учись, а помрешь чуркой на растопку. Мы прочесываем посадки, контролируем перекрестки, барражируем вертолетами дорогу на Таганрог, а они — «трудолюбивые колхознички» — везут мимо нас навоз. Пойду каяться перед генералом. Надо искать трактор. Но я бы на их месте уже расстался с трактором и пересел на молоковоз. — Он набрал номер телефона. — Строкун, — доложил кому-то. — Где Папин-Мамин? Отдыхает? Живут же люди! — вздохнул он с завистью. — Двух суток не потрудился — уже завалился спать. Срочно запросите все свои посты и отделы: в Тельмановском районе угнали трактор «Беларусь» с лафетом для вывозки навоза. Найти во что бы то ни стало! И еще одно: любая информация по угону транспорта: от велосипеда до самолета... Поняли? Докладывать мне лично каждый час. Телефонистка будет знать, где я.