Последний шанс
Шрифт:
Иван Иванович именно таким и представлял себе академика Генералова: седоватый, с умными добрыми глазами, с мягкой улыбкой мудреца, приветливый, радушный хозяин. Длинные цепкие пальцы поймали и мягко стиснули руку гостя.
Иван Иванович хотел сказать: «Поздравляю», но вспомнил предупреждение Екатерины Ильиничны о том, что после семидесяти всякое поздравление — насмешка над возрастом.
— С весною! Сто лет вам здравствовать, и еще полстолько скрипеть пером о тайнах Земли-матушки.
Академик обрадовался:
— Да вы же поэт, молодой человек!
Ивану Ивановичу необычно было услышать в свой адрес слова «молодой человек». Полвека за плечами, какая уж тут молодость. Разве что «полная зрелость» — ближе к увяданию.
— Спасибо вам за сына, — тряс руку Орача академик. — Знаете, чем черт отличается от ангела?
— Черт — нормальная скотина, способная к продолжению рода своего... Так утверждал Пушкин. А ангел — что-то вроде евнуха.
Академик от души рассмеялся.
— Нет, каков юморист! Марк Твен наших дней! Но я их классифицирую иначе: черт — злой гений, ангел — добрый. Злой гений предложил перекрыть плотиной Берингов пролив, отрезав от теплых вод юга Ледовитый океан. Раскусили, чем это пахнет? Тогда он предлагает: перекрыть плотиной Карабогаз... Ибо если не перекроем — выпьет он Каспий... Перекрыли — и сразу же изменился климат во всех среднеазиатских республиках. Ведь такыры и сероземы без воды — пустыня. Пришла в цветущие долины засуха. И полив не помогает, лезет соль на поверхность, гибнет земля. А добрый гений сказал: «Байкал — замкнутый геофизический район, уникальный экологический заповедник. Любое вмешательство в экологию этого района разрушит его целостность, и мы потеряем сокровище, ценность которого для человечества нельзя себе представить».
— Иван Иванович, — вмешалась в разговор Екатерина Ильинична, — спешу вам на помощь, академик каждого новоявленного в этом доме спешит приобщить к своей вере. Ради этого он готов заговорить вас до смерти.
— Катюша! — удивился академик. — Но я же — о Сане! О доброте его таланта. Хотел сказать Ивану Ивановичу спасибо за сына.
Он еще раз с жаром пожал руку Орачу.
— Иван Иванович, вы как раз вовремя. Позвонил Саня, вот-вот прибудет, и мы сразу за стол. Вы давно с ним расстались? — спросила Екатерина Ильинична, вкладывая в эти слова особый, понятный только Ивану Ивановичу смысл.
— У него еще были свои дела...
И сразу же вспомнил ту дурацкую историю с подпиской о невыезде. Опаздывать Саня не любит, должен был бы уже придти, тем более на именины к академику.
Мелькнула тревожная мысль: «Чего доброго, подался объясняться с Жеболенкиной... А это сейчас ни к чему».
— Екатерина Ильинична, а меня к вам снова привела служба... Тюльпанов Александр Васильевич здесь?
— Что-то сверхсрочное? — Генералова не хотела верить в то, что гость пришел не на семейный праздник, а по неприятному делу.
— Алевтина Кузьминична взяла у Пряникова машину, чтобы навестить больную мать, и попала в не совсем приятную историю.
— Разбилась?! — вырвалось у Генераловой.
— Жива и невредима, но история все-таки неприятная.
— Тайна?
— Просто я суеверный и не люблю говорить о незаконченных делах. Вот станет все на свои места — тогда с меня история на целый роман.
— С убийством! — потребовала Екатерина Ильинична. — Но хочу обратиться к вам, Иван Иванович, с просьбой.
— Я весь внимание, — ответил он и прищелкнул игриво каблуками.
— Александр Васильевич — человек легко ранимый, так вы уж с ним поделикатнее...
— Только так, — заверил ее Орач.
Иван Иванович, не откладывая дела в долгий ящик, тут же от Генераловых позвонил в справочное бюро и запросил адрес Щеранского-Шурина.
Екатерина Ильинична завела Ивана Ивановича в гостиную, где на полу, на ковре, прислонившись спиной к креслу, и смотрел телевизор белобрысый человек в белых брюках и бледно-голубой рубашке. Шлепанцы стояли рядом.
— Александр! Опять на полу! Да что за манера! В белом костюме.
Тюльпанов рывком поднялся и виновато, по-детски, отряхнул брюки.
— На ковре чисто. А мне так удобнее.
Иван Иванович считал себя высоким — метр семьдесят восемь. А Тюльпанов выглядел выше него на голову. Стальные подвижные мускулы на груди и на плечах играли под рубашкой. Орач вспомнил признание Пряникова, который неожиданно встретился с мужем своей близкой подруги. «Увидел и испугался: думал — прихлопнет, как муху. Пятидесятикилограммовыми гирями — как мячиками!..»
Иван Иванович и не подозревал, что в Донецке живет такой огромный человек с добрыми синими глазами.
— Александр, познакомься: Орач-старший.
— Вы Санин отец? — обрадовался тот. Схватил Орача за руку и давай трясти.
— Александр! Ты что, решил сделать из сотрудника милиции инвалида?
Силачу стало неловко, и он, улыбнувшись, выпустил руку Ивана Ивановича.
— Говорят, чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли... Ну, если не пуд, то полпуда соли мы с Саней съели: были в двух экспедициях на Байкале. Для чего, по-вашему, при строительстве здания нужен бетонный раствор? Вязать в единую стенку кирпичи. Вот и Саня объединял разных по характеру людей в дружную семью.
— Александр, — предупредила Тюльпанова Екатерина Ильинична, — у Ивана Ивановича совершенно иная тема разговора. — Она решительно подошла к телевизору с намерением выключить его.
Тюльпанов взмолился:
— Решающий матч первого круга... Катюша, умоляю!
— Всё-всё! Несколько минут вам на беседу, и ждем к столу. — Она направилась к дверям, но обернулась. — Надеюсь, во время разговора с Иваном Ивановичем ты не будешь сидеть на полу. Может быть, это удобно, но неприлично.
Генералова вышла. Тюльпанов вздохнул и с тоской посмотрел на выключенный телевизор. Он был обаятельнейшим человеком.