Последний шанс
Шрифт:
Когда машина тронулась, Сергей сказал:
— Иван Иванович, и в самом деле поели бы... Потом будет некогда: вас по рации разыскивал полковник. Я ответил, что вы у Генераловых.
«Что же там стряслось? — с тревогой думал Иван Иванович. — И Саня где-то задержался. Не связаны ли эти события?»
Он взял бутерброд с красной икрой и маслом, начал жевать, не чувствуя вкуса.
— А ты-то? — спросил он водителя.
— Матрена Ивановна закормила до полусмерти, — ответил Сергей.
Войдя к Строкуну, Иван Иванович спросил:
— Что тут случилось?
И увидел Марину. Она сидела в уголке возле стены в привычной
«Санька!» — забилось, заклохтало сердце всполошившейся квочкой, которую согнали с гнезда. — Неужели что-то с ним?..»
Иной причины, которая заставила бы Марину придти сюда, к ее давнему знакомому Строкуну, не было.
— Сдать оружие, гражданин Орач! — приказал Строкун, поднимаясь из-за стола. — Вы арестованы.
Первой мыслью, промелькнувшей в тот момент в голове Ивана Ивановича, была «разыгрывает».
— Что за дурацкие шутки! — возмутился он.
Но Строкун был по-прежнему суров. Кроме того, в кабинете сидела «посторонняя» — Марина. Нахмурилась, сверлит недобрыми глазами Ивана. Словно обвиняет в тяжком преступлении. Только не помнит Иван Орач за собой грехов.
— Вы же знаете: оружия при мне нет... Да объясните же, в конце концов, что это все значит.
— Гражданин Орач, отставить р-разговорчики! — оборвал его Строкун.
Вышел из-за стола. Демонстративно поставил посреди кабинета стул, как арестованному на допросе. И ткнул на стул указательным пальцем.
Иван Иванович сел. Строкун протянул ему пачку протоколов, подписанных короткой, ломаной на конце подписью: «Крохина М.»
— Гражданка Крохина явилась к начальнику областного управления МВД генералу Гладышеву с повинной, — пояснил Строкун. — Она призналась, что двадцать девятого апреля в восемнадцать ноль две вместе с двумя сообщниками, Иваном Орачем и Александром Орачом, совершила вооруженное ограбление мебельного магазина «Акация». Она «брала» кассу, Александр Орач в это время устроил «шмон» в кабинете директора, а Иван Орач стоял с автоматом в дверях и наводил страх на присутствующих. Для маскировки все трое прикрепили фальшивые бороды. Показания Крохиной убедительны, они не противоречат имеющимся в следствии данным. Вам, гражданин Орач, осталось лишь прочитать показания Крохиной и признаться в содеянном. Если вы вернете следствию награбленное, я по старой дружбе впишу в протокол, что вы это сделали добровольно.
Иван Иванович вскочил со стула:
— Пошли вы... оба!!!
— Гражданин Орач, если вы не прекратите безобразие, я вызову конвой и запишу в протокол, что вы оскорбляли полковника милиции, который находился при исполнении служебных обязанностей.
Иван Иванович взмолился:
— Да мы же сидели с тобой вдвоем, когда позвонил участковый... Решили покончить с курением, я еще выбросил в окно твою последнюю пачку сигарет. И свою тоже.
— Неубедительно, гражданин Орач, — Строкун показал на горку окурков в пепельнице: мол, ссылка на то, что выброшена в окно «последняя пачка» — несостоятельна. — И кто с кем где «сидел» — в протоколе не записано, — делая ударение на слове «сидел», сказал Строкун.
— Да бросьте вы меня разыгрывать! — возмутился Иван Иванович.
Строкун разложил на столе портреты бородатой троицы.
— Подойдите ближе, гражданка Крохина. Кого вы здесь узнаете?
Марина подошла и ткнула пальцем в один из портретов.
— Это он, — она кивнула на Ивана Ивановича. — Это — я, глазастая. А третий — Александр Орач, мой племянник.
— Да ты что, белены объелась! — не выдержал Иван Иванович.
— А ты — мухоморов? — вдруг перешла в атаку Марина. — Отдал распоряжение взять у Саньки подписку о невыезде! И язык не отсох при этом. А ну, покажи, есть он у тебя! — Она подступила к Ивану, намереваясь вцепиться ногтями в его физиономию.
— Но, но! Сообщники! — прикрикнул Строкун. — Марш на свои места!
— Какая-то шизофреничка нагородила черт знает что, и он на основании этого возвел на сына обвинение! Грабил магазин вместе со мной! — заорала она. — Попробуй докажи, что нет! Под расстрелом это же подтвержу! — Ее колотила нервная дрожь.
Конечно же, она была права. Защищая Ивана Орача двадцать лет тому назад, она пошла на нож, на унижение. А сейчас с неменьшим неистовством защищала своего любимца Саню.
— Извини, Марина, — покаялся Иван Иванович. — Перегнул... Решил: пусть все будет по закону. Саня не виновен, так что все встанет на свое место. И еще этот Крутояров мозолил глаза. Я же понимал, что он ждет не дождется, когда я где-то в чем-то ошибусь, допущу какую-нибудь оплошность, и он тут же по инстанции напишет докладную.
— И правильно сделает, — поддержал ретивого служаку Строкун. — А ты, подполковник Орач, не ошибайся и не допускай оплошностей, тогда на тебя докладную не напишут, ограничатся анонимкой.
— Столько случайностей нагромоздилось, — каялся Иван Иванович. — Грабили бородатые в спортивных куртках. Лазня привез к магазину тоже бородатого. Фоторобот определил: Александр Орач. Лазня делает себе «железное» алиби. У Лазни находят деньги. Начальник участка Пряников уговаривает жену Лазни завернуть в тряпочку улики и выбросить их с балкона. На участке, где когда-то работал Саня, процветали Кузьмаков и Дорошенко вместе с «папой Юлей». Причем все это в какой-то мере имело отношение к Сане. Ну, чтобы не было кривотолков, я и приказал Крутоярову делать все по закону. Убежден, что никто ничего плохого в адрес Сани показать не может. Уходя, полушутя сказал: в случае чего — оформите подписку о невыезде. А тут — эта Жеболенкина... Кто мог подумать?
— Кто? Ты и должен был подумать! — опять подала голос Марина. — Он, видите ли, «полушутя»... Ты — полушутя, Крутояров — полусерьезно, а каково Сане? Ты когда-нибудь находился под следствием? Нет? Когда на тебя все глазеют с подозрением. Не бывал — так походи! Чтобы знал, какую долю определил сыну. Двадцать лет в милиции! Очередное звание ему присвоили! Да тебя надо гнать в три шеи по статье несоответствия! Прежде чем предъявить обвинение...
— Марина, да никакого обвинения я не предъявлял! — защищался Иван Иванович.
— Не предъявлял, так способствовал этому, что еще хуже. По отношению к своему сыну! А как же тогда с другими? Ты проверил материалы следствия? Сопоставил показания? Ведь речь идет о сыне! О твоей чести, о твоей гордости, а ты...
— Так его, Марина, так! — поддержал ее Строкун. — Ему еще никто не говорил правды в глаза. Шепчемся по углам, а сказать в глаза боимся — обидится.
— Почему ты не посоветовался со своим другом и начальником? Почему дал ход делу без его санкции? — бушевала Марина. — Теперь походишь под следствием сам. Попробуй отмыться. Грабил магазин вместе со мной — и все тут!