Последний шанс
Шрифт:
Джек стоит рядом, и хотя я на него не смотрю, я чувствую улыбку в его голосе:
— В тот вечер, когда мы познакомились, я настроил оповещения в Google18 и опубликовал пару постов в Интернете о твоей гитаре, — говорит он. — Но до недавнего времени мне не везло. И вот я получил письмо на почту, в котором автор написал, что, кажется, нашёл её.
— Ох! — я не знаю, что ещё сказать.
Меня переполняют эмоции. Это… невероятно. Мне хочется взять гитару и настроить её. Мне хочется почувствовать, как струны
— Ну, я пошла, — говорит Клара. — Не ждите меня. Буду поздно.
Она заключает меня в объятия и шепчет:
— Я по-настоящему за тебя рада, Рэйни.
Отпрянув, она бросает на меня такой взгляд, что сразу и не скажешь, о ком она говорит, о гитаре или о Джеке.
Как только дверь за Кларой закрывается, я достаю гитару из чехла, но не знаю, с чего начать. С гитары? С Джека? О чём он думает? Настраивая гитару, я не перестаю болтать о ней, рассказывая ему всё до мельчайших подробностей. Не знаю, понимает ли он меня.
Как только гитара оказывается настроена, мои пальцы приходят в движение. Музыка начинает играть сама собой, так как я исполняла эту последовательность аккордов миллионы раз. Вибрация струн под моими пальцами делает меня такой уверенной, какой я не чувствовала себя последние несколько недель. Я знаю эту гитару так, словно это продолжение моего собственного тела. Мои пальцы точно знают, куда двигаться и что делать. Мне даже не приходится об этом задумываться. Иногда мне кажется, что я думаю с помощью музыки. Она начинает играть внутри меня, а потом вылетает из-под моих пальцев прямо в мир. Когда я говорю, я произношу то, чего не имею в виду. Я спотыкаюсь. Я отвлекаюсь. Думаю, что произнесла что-то вслух, но на самом деле этого не говорила. Сказав что-то, я тут же об этом забываю. Но музыка… музыка это язык моего сердца.
— Пожалуйста, сыграй её в пабе, — говорит Джек.
Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он сказал. И как только это происходит, я понимаю, что только что играла песню, которую давала послушать Джеку.
— Пожалуйста? — снова говорит он.
Я настолько взволнована — из-за того, как он просит об этом, из-за того, что ко мне вернулась моя гитара — что без раздумий отвечаю:
— Хорошо.
Брови Джека удивлённо приподнимаются.
— Правда? Ты серьёзно? Ты уверена?
— Я уверена.
И в этот момент я действительно уверена.
Джек больше ничего не говорит, поэтому я продолжаю играть. Мне так нравится… так сильно нравится держать эту гитару в своих руках, снова чувствовать себя собой, что через несколько минут мне приходится отложить гитару, потому что я начинаю сильно плакать, из-за чего больше не могу играть.
— С ней что-то не так? — спрашивает Джек, который до этого тихонько смотрел на меня.
Он садится со мной на диван, а я отворачиваю лицо и вытираю
— Нет, всё… прекрасно. Я счастлива. Это слёзы радости.
Я пытаюсь сдержать их, потому что я, должно быть, выгляжу, как после катастрофы, учитывая то количество раз, что я плакала за последние двадцать четыре часа.
— Спасибо, Джек. Ты не представляешь…
Но слёзы угрожают снова меня захлестнуть, поэтому я не в силах закончить предложение. Я встаю на ноги, так как мне нужно отойти от него подальше, пока я не сказала или не сделала что-нибудь неловкое.
Я помещаю гитару в чехол и провожу пальцами по струнам, не решаясь закрыть крышку. Я больше не хочу выпускать эту гитару из виду.
— Прости, — говорю я. — Боже, сколько раз я уже плакала за последние двадцать четыре часа? Три?
— В этом нет ничего плохого.
Я чувствую, как он кладёт руку мне на плечо, но не поворачиваюсь к нему.
— Не смотри на меня. Я сейчас ужасно выгляжу, — говорю я.
— Вовсе нет.
Я начинаю смеяться.
— Как ты можешь так говорить? Посмотри на меня!
— Я думал, ты не хотела, чтобы я на тебя смотрел.
Я закрываю лицо руками.
— О, ты знаешь, что я имею в виду, — бормочу я.
Джек берет меня за плечи, и я не сопротивляюсь, когда он разворачивает меня.
— Ты не выглядишь ужасно, — говорит он, и осторожно убирает руки с моего лица.
Я не могу глядеть ему в глаза, поэтому отворачиваюсь, и мой взгляд падает на стену с рисунками. На все эти прекрасные наброски. Все прошлые недели я подолгу их разглядывала. Не все затронутые темы кажутся мне красивыми — но сами рисунки… все они красивы. Я не знаю, как он это делает. Как ему удаётся превратить любой предмет в нечто красивое.
Я хочу верить тому, что говорит обо мне Джек, но это не совпадает с тем, что я знаю. Я вспоминаю обо всех тех моментах, когда меня просили быть потише, успокоиться, перестать быть такой эмоциональной, вести себя в соответствии со своим возрастом. Я вспоминаю обо всех тех моментах, когда я пыталась быть как все, и у меня ничего не получалось. Я опускаю взгляд на свои руки и замечаю, что выдернула выбившуюся нитку из рукава его худи и кручу её между пальцами. Я со вздохом отпускаю нитку и начинаю натягивать рукава на руки, чтобы еще больше не испортить вещь.
— Всё в порядке, — говорю я. — Дело не в тебе. Я знаю, кто я такая. Я в полном хаосе. Я слишком остро на всё реагирую, даже на хорошие вещи. Я слишком чувствительная.
— В тебе много разных эмоций. Разве это плохо?
— Я не знаю, — говорю я. — Я только знаю, что это так. Я знаю, что всё это слишком.
— Рэйн, посмотри на меня.
Я качаю головой, не отрывая взгляда от своих рук, спрятанных в рукавах его худи.
— Ciarog.
Он обхватывает руками моё лицо. Между нами растягивается тишина, такая же значимая и осмысленная, как пауза в музыкальном произведении.