Последний шанс
Шрифт:
– Я понял, Лаврентий Павлович. Разумеется, я рассматривал этот вариант, более того, мне удалось достаточно детально разобрать его и с товарищем Сталиным. Вы хотите спросить, почему мной был предложен, а товарищем Сталиным принят совершенно иной, более медленный и острожный стратегический план, а не решительный удар по прогнившей Европе. Я отвечу, здесь нет никакой тайны. Давайте попробуем спрогнозировать события по этому варианту. Если Вы с чем-то будете не согласны, то сразу говорите.
– Договорились. Я внимательно слушаю.
– Рассмотрим этот вариант с различных сторон. Сначала с военной точки зрения. Пройдемся по основным данным. Численность наших Вооруженных Сил составляет около 4-х миллионов человек плюс около миллиона резерв. Из них на достойном уровне боеподготовки находятся от силы полтора-два миллиона солдат и офицеров. Это
Уже эти цифры при всех скидках на боевые качества, а они сопоставимые с нашими лишь у немцев, показывают, что даже при существенном преимуществе в технике и вооружениях, легкой прогулкой эта война не будет. Тем более, что у того же Гитлера сегодня накоплено топливных резервов примерно на год тотальной войны. А через год он уже точно доберется до ливийской нефти.
По моим, скажу сразу, любительским прикидкам, мы потеряем при захвате континентальной Европы не менее двух миллионов солдат и офицеров, причем, как ни печально, почти полностью окажутся выбитыми именно боеготовые части и личный состав. И лично я не вижу сейчас ни одной причины жертвовать таким количеством наиболее опытных и преданных советских людей. Но об этом позже.
Идем дальше. Даже с учетом нашего военного преимущества победа нам отнюдь не гарантирована. Практически сразу мы рискуем получить против себя объединенные силы Европы, забывшие о своих внутренних распрях. Но это еще полбеды. Я могу спрогнозировать сепаратные договоренности между Японией и США, после чего мы получаем японское вторжение на Дальнем Востоке и вступление в войну США в Европе. Выстоять в одиночку против всех, воюя на два фронта, мы не сможем. Точнее сможем, если применим ядерное оружие. Но зачем нам в Европе или на собственном Дальнем Востоке радиоактивная безжизненная пустыня?
– Аналитики не учитывали вероятность применения "изделия". Они о нем просто не знают. А скажите, насколько по-вашему вероятно соглашение между Японией и США, они ведь воевать собрались. К тому же в этом случае японцы наверняка смогут овладеть рядом ключевых английских колоний в Юго-Восточной Азии. Разве Лондон допустит такое развитие событий. Мы пытались его просчитать, но не пришли к однозначному выводу.
– Лаврентий Павлович. Здесь надо исходить из совершенно иных предпосылок. Да, Англия гарантированно окажется пострадавшей. Но лишь на какое-то время. Если Лондон и Вашингтон между собой договорятся, а это в высшей степени вероятно, то англичане пойдут на эту временную жертву "фигуры". Ведь при таком варианте появляются огромные шансы на то, что сначала Европа при поддержке США с Запада, а Япония с Востока двумя мощными ударами уничтожают СССР, а затем та же Англия при поддержке США восстанавливает статус-кво в восточной Азии, разбивая зарвавшихся японцев. Да и потери колоний будут не столь значительны, как кажется. Япония рвется именно к ресурсам. Вся ее экспансия направлена на обеспечения доступа именно к ним. Территорией они вполне способны обеспечить себя за счет одного Китая. А у нас ресурсов намного больше, чем на юге Азии. При договоренностях японская экспансия будет главным образом переориентирована на наш Дальний Восток и затем Сибирь, а не на Индонезию или Малайзию с Сингапуром.
Берия сидел во время моей речи задумчиво, медленно кивая головой в знак согласия или принятия высказываемых аргументов.
– Но самое страшное, Лаврентий Павлович, не в этом. Все должно иметь большую цель, ради которой стоит жертвовать малым. Завоевать Европу, как это делали наши далекие предки, то есть пройтись огнем и мечом, собрать трофеи и отбыть на Родину, бессмысленно. Во-первых, можно быть уверенным, что подавляюще большая часть ценностей успеет утечь из Европы до того момента, пока мы ее захватим. Во-вторых, мы так и не сможем решить политической задачи, то есть перехода Европы на социалистический путь развития. Следовательно, нам стоит рассматривать лишь вариант нашего закрепления на завоеванных территориях с их последующим управлением. Но давайте зададим себе простой вопрос. А мы с этим способны справиться? Мы способны с армией, в которой осталось без мобилизации не более двух миллионов человек, из которых даже начальное образование вряд ли имеют двое из каждых трех, управлять гигантской территорией с населением в пятьсот миллионов. Причем, давайте исходить из того, что это будут отнюдь не дружески настроенные полмиллиарда. В Европе совершенно иной менталитет и другие традиции. Россию там никогда не любили и боялись до коликов. Европа на генетическом уровне еще помнит орды Чингисхана и Батыя. Как помнит и русских казаков в начале 19-го века после наполеоновских войн. Даже социально близкие нам, пролетарские, слои населения будут воспринимать нас захватчиками и оккупантами, тем более, что мы сами дадим им к этому железный повод. Нам будут не помогать, а всячески ставить палки в колеса. Устраивать диверсии и вести партизанские действия против наших войск и наших администраций на местах. Что мы сможем этому противопоставить? Тотальный террор? Да у нас не хватит ни солдат, ни сотрудников НКВД даже для того, чтобы просто контролировать ситуацию. И это все при самом благоприятном раскладе, когда войска США не примут участие в европейской войне.
Но и это еще не все. Есть иной, самый важный и решающий аргумент в пользу того, что этот вариант недопустим. Я, к сожалению, не могу рассказать Вам всего, это может сделать лишь Сам. Но скажу лишь одно. При любом, самом лучшем для нас раскладе, даже при нашей полной победе в Европе и способности после нее удержать ситуацию, пойдя на этот вариант, мы выиграем битву, но проиграем войну.
– Что Вы имеете в виду, Алексей?
– Я имею в виду, грустно заметил я, что своими действиями мы вызовем настолько мощный поток Инферно, что никакими благими целями мы не сможем это оправдать. А следовательно, мы сами прикуем себя кандалами к скале и лишим себя свободного и многообещающего будущего. Мироздание нам этого не простит. И наша история так или иначе завершится лет через сто или около того. Извините, я не могу сказать большего. Сейчас не могу. Уверен, что через какое-то время Вы и все наши основные соратники узнаете все. Узнаете ради чего происходит сейчас все то, что мы делаем, не щадя ни сил, ни жизни. Будущее стоит наших усилий. Но для того, чтобы это будущее обрести, мы не имеем права на фатальные ошибки такого масштаба. По большому счету мы даже не имеем права на массовое применение "изделия". Один-два раза в самом крайнем случае, возможно. Но не как правило. Иначе лекарство окажется хуже болезни.
Берия какое-то время посидел молча на стуле, и даже глаза его, хоть и смотрели на меня, но взгляд его блуждал где-то далеко. Настолько он погрузился в свои мысли. Потом он как бы очнулся.
– Спасибо, Алексей. Действительно спасибо. Теперь мне намного больше понятно из того, что и почему происходит. Ваши аргументы действительно серьезны, даже без последнего. Я не совсем понимаю, что Вы имели в виду под будущим. Ведь явно не только грядущий тотальный дефицит ресурсов. Что-то совершенно иного уровня. Но я понимаю, что это что-то глобальное и крайне важное. Я это чувствую. Чувствую Вашу правоту, хотя и не могу объяснить свою уверенность. Надеюсь, что мы сможем время от времени беседовать с Вами столь же доверительно и откровенно.
– С огромным удовольствием, Лаврентий Павлович.
Глава 79.
Красное и черное. (Часть 1)
– Товарищ Сталин, немцы прислали официальный запрос, как им воспринимать сосредоточение наших войск на границе Финляндии со Швецией и Норвегией.
– И что Вы им ответили, товарищ Молотов? Если я правильно помню, по нашему договору от прошлого года Финляндия отнесена к нашей зоне ответственности. Что их не устраивает?
– Все верно, товарищ Сталин. Собственно, никаких особых претензий немцы не высказывают, хотя чувствуется, что такое положение дел их нервирует. С учетом того, что компания в Норвегии для них развивается пока с переменным успехом, для них крайне важно понимать наши намерения. И уж точно наше вступление в войну может оказаться для них критичным.
– Это все верно, товарищ Молотов. Мы можем понять волнение Гитлера. Особенно, учитывая наше знание вероятного будущего, в том числе ближайших планов Германии по захвату Франции. Но что они хотят от нас? Устных заверений в том, что мы не собираемся нарушать договор о взаимном ненападении?
– Все немного сложнее. Разумеется, мы поспешили заверить немецкую сторону в нашей полной приверженности букве и духу заключенных соглашений. И в устной, и в письменной форме.
– Так что же им еще надо?