Последний штурм
Шрифт:
Два месяца спустя уже министр обороны Макнамара направляет президенту Джонсону свой меморандум «О подготовке к оказанию постепенно усиливающегося нажима на Демократическую Республику Вьетнам».
В Вашингтоне подозрительно относились к тому, что во Франции положительно смотрят на проблему нейтрализации Южного Вьетнама, и в этой связи с беспокойством следят за маневрами американской разведки и дипломатии. Поэтому Джонсон советует Лоджу: «Что касается отношений с де Голлем, я по-прежнему считаю, что вам надо побывать в Париже… У вас должна быть возможность разъяснить в Сайгоне, что ваша поездка предпринимается именно ради того, чтобы покончить с идеей о нейтрализации, где бы она ни подняла свою гнусную голову, и я
А в это время — до событий в Тонкинском заливе еще оставалось несколько месяцев — доверенные лица в правительстве Джонсона уже приступили к разработке проекта резолюции конгресса, которая позволила бы правительству ссылаться на какое-то подобие законного санкционирования любых шагов, какие оно сочтет необходимым принять в Юго-Восточной Азии.
Юджин Смит увидел, как плелся заговор против Вьетнама, как готовилась почва для вторжения на Юг этой страны крупных сил США. Инсценировка с нападением кораблей Северного Вьетнама на военные суда США была организована в начале августа, а проект резолюции конгресса о свободе действий «для обороны Южного Вьетнама и Лаоса от агрессии или подрывных действий, поддерживаемых, контролируемых или направляемых из коммунистической страны» был составлен и подписан правительством 25 мая 1964 года. Помощник государственного секретаря Уильям Банди в записке, объясняющей принятие чрезвычайных мер, писал: «В сущности и в Южном Вьетнаме, и в Лаосе это потребует оказания военного нажима, который побудил бы Ханой в конечном счете принять идею ухода. Переговоры без непрерывного нажима, более того, без принятия военных мер, не приведут к достижению наших целей в близком будущем».
Когда военная интервенция стала фактом и Юджин Смит уже сам был прикомандирован к военно-воздушной базе Фусань, некоторые высшие чины армии еще советовали избегать новой сухопутной войны в Азии. Джонсон не согласился с этим, потребовав, чтобы решение о начале вторжения по возможности не предавать огласке. В меморандуме о состоянии национальной обороны № 328 от апреля 1965 года в пункте 9 говорилось:
«Президент одобрил следующие общие рамки дальнейших действий против Северного Вьетнама и Лаоса: нам следует в общих чертах сохранить нынешние постепенно нарастающие темпы операции «Thunder Ball» [11] и быть готовыми наращивать удары в ответ на активизацию операций Вьетконга.
11
«Шаровая молния» — кодовое название воздушного наступления против Демократической Республики Вьетнам.
В определении наших мишеней по-прежнему следует избегать эффективного радиуса действий «МИГов». Нам надлежит варьировать типы мишеней, активизируя удары по линиям связи в ближайшем будущем, с тем чтобы через несколько недель перейти к ударам к северу и северо-востоку от Ханоя».
Во время обсуждения этого меморандума кое-кто предупреждал, что Америка может столкнуться с сильным противодействием на международной арене. Помощник государственного секретаря писал: «Соединенные Штаты несомненно вначале столкнутся с политической обструкцией Советского Союза и других стран в ООН, а затем и с советским оружием уже непосредственно во Вьетнаме. И те и другие шаги чреваты для нас крупными политическими осложнениями». Но президент Джонсон был уже целиком поглощен идеей «сломить волю ДРВ и Вьетконга».
В телеграмме Белого дома послу США в Сайгоне говорилось о дипломатических шагах США в связи с началом массированной воздушной агрессии против ДРВ:
«a) Мы преисполнены решимости продолжать военные
b) Мы считаем, что Совет Безопасности ООН вслед за очередным нашим воздушным ударом должен проявить инициативу, чтобы избежать невыгодных для нас шагов со стороны Советского Союза, а может быть, и таких держав, как Индия, Франция, или даже со стороны ООН.
c) Мы рассчитываем, что на раннем этапе раздадутся призывы к тому, чтобы ДРВ выступила в ООН. Если ДРВ, не будучи членом ООН, не выступит в этой организации, то станет вдвойне ясно, что именно она отказывается проявить сдержанность, и это укрепит нашу позицию в проведении военных действий против нее».
Полковник еще раз прочитал эту телеграмму, подумав, что что-то пропустил: настолько неприкрыто цинично говорилось о военно-политических методах оправдания агрессии против Северного Вьетнама. Но все было правильно, в глубоко секретных документах Вашингтон не стеснялся говорить напрямую.
Он посмотрел на исходные данные последнего тома: «Отпечатано в количестве 15-ти экземпляров». «Можно сказать, что никто в Америке не знает о существовании этих документов, — подумал Смит. — Но ведь ознакомление с ними открыло бы глаза на то, куда толкнули Америку, сколькими жизнями заплатила она за эту политику! Но еще страшнее, что это может повториться снова, но на более опасном уровне… Что же делать?»
Юджин Смит почувствовал, как голову начинает сковывать тесный обруч боли. С каждой минутой становилось все мучительнее сделать даже малейшее движение. Он нажал кнопку, и дежурный, явившийся по вызову, с тревогой посмотрел на него.
— Вам плохо, господин полковник? — участливо спросил он. — Надо вызвать врача.
Смит хотел ответить, что никакого врача ему не надо, сейчас выйдет на свежий воздух и все пройдет, но сильный болевой приступ как удар тупым предметом по голове чуть не привел к потере сознания. Он покачнулся в кресле, не сдержав стона. Дежурный по внутренней связи вызвал врача.
Через полчаса полковник Смит по его совету поехал домой. Голова уже не болела, но сам он был совершенно разбитым.
Приняв ванну, Юджин лег на широкий диван, и снова тяжелые мысли зароились в голове: «Надо что-то делать». Достав книжку с телефонами, он стал искать, кому бы позвонить. Друзей было не так много. Ричард Стрейтон. Юджин поднялся с дивана. «Вот кто мне нужен сейчас», — подумал он и стал набирать номер.
Ричард словно ждал телефонного звонка и очень обрадовался, узнав голос друга.
— Юджин, — говорил он, — мы уже стали беспокоиться: не забыл ли ты нас, не обиделся ли на что-нибудь? Как ты поживаешь?
— Ричард, — чувствуя, что голова снова начинает болеть, — ты можешь ко мне приехать? Очень нужно посоветоваться. И если можно, захвати с собой что-нибудь от головной боли.
Минут через сорок Стрейтон уже был в квартире Смита. Выпив привезенные им таблетки, от которых стало лучше, чем от тех, что дал врач, Юджин начал рассказывать о своих сомнениях и терзаниях. Это продолжалось долго, но Ричард лишь несколько раз перебил его, чтобы уточнить какие-то детали.
— Понимаешь, Дик, мне кажется, что я скоро сойду с ума. Полный внутренний разлад. Я чувствую, что, когда я иду по улице, правда, ходить приходится не так часто, прохожие осуждающе смотрят на меня. Потом одергиваю себя: почему они должны смотреть на меня таким образом? В чем я виноват перед людьми?
— Знаешь, Юджин, это не прохожие, а сам на себя ты смотришь осуждающе. Так долго ты не выдержишь.
— Я боюсь позвонить одному человеку, — сказал Смит, — он один из видных журналистов. Но я не хочу ни сенсаций, ни предательства.