Последний штурм
Шрифт:
— Мы влезли в эту войну, Джо, потому что президенту Джонсону, а до него другим президентам, хотелось показать, что мы, американцы, должны править миром и каждой стране указывать, как ей надо жить, и одергивать, если кто-то не хочет жить по нашим правилам.
— Мне-то на кой черт это! Насмотрелся я, как живут люди во Вьетнаме, в Японии, в Таиланде, Индонезии. Ну, не нравится мне их жизнь. И что из этого? Они же не хотят, чтобы я жил по-ихнему. Так какое мне дело, как они живут? Одни едят палочками, другие руками, одни на деревянных тарелках, другие на банановых
— Ну и горяч ты, Джо, — засмеялся Ричард, — а воевать-то все-таки пошел.
— Купили дурака, вот и пошел, — зло произнес Сандерсан. — Я знаю, что кто-то воевал с фашистами в Европе, кто-то на Тихом океане. Но то была совсем другая война. Японцы нас накрыли в Пёрл-Харборе, много людей и кораблей потопили. Они бы и всю Америку захватили, если бы мы не сопротивлялись. Так нам говорили еще в школе. А Вьетнам? Что он нам сделал? Говорят: коммунисты с Севера хотят захватить весь Южный Вьетнам. Ну и пусть сами вьетнамцы договариваются между собой. Вот, к примеру, из Миссури начнут американцы переселяться куда-нибудь в Калифорнию, — что, из-за этого войну начинать?
— Тут, конечно, не одно и то же, — сказал Юджин и почувствовал, что краснеет. Он хотел поправить самого себя, но Сандерсан опередил его.
— Ну, почему же не одно и то же, — бросив, как показалось Юджину, недружелюбный взгляд, сказал он, — одно и то же. Америка — одна страна, и Вьетнам тоже. Если мы провели какую-то демаркационную границу, то это не значит, что на юге стал жить один народ, а на севере другой. Нет, сэр, тут вы, думаю, не правы, — заключил он.
— Ты меня не так, наверное, понял, Джо, а скорее всего, я не очень точно выразил мысль. Я имел в виду международные соглашения.
— Да, какое дело до этого Нгуену с юга и Нгуену с севера? — горячился Джо. — Они же не перестали быть вьетнамцами оттого, что между ними кому-то потребовалось провести линию раздела.
— Я согласен с тобой, Джо, пусть оба твоих Нгуена сами решают, как им жить.
— Во-во. А мы одних — бомбами, других — снарядами и напалмом — и северных, и южных, без разбору, — да еще кричим на весь мир, что они не хотят слушаться нас, поднимают против нас оружие.
— Мальчики, — вмешалась в разговор Джоан, — кончайте свои мировые проблемы и давайте ужинать. Не судите хозяйку слишком строго, а судите за все недостатки стола хозяина: предупреждать надо, что придешь домой с друзьями, — обняв мужа, с улыбкой говорила Джоан.
— Заранее сердечно благодарим за радушие в этом доме, — сказал Джо Сандерсан, — а в первую очередь благодарим тебя, Джоан, за то, что, когда бы я ни появился в этом доме, я всегда ухожу отсюда с сожалением. Очень уж тепло и легко я чувствую себя у вас, как будто побывал у самых близких родственников.
За столом сначала немного выпили, закусили, шутили, но постепенно опять начинали говорить о наболевшем. И наконец, когда Джоан, разлив кофе, ушла из столовой, Ричард, став сразу очень серьезным, сказал:
— У нас есть сведения, друзья, что против завтрашней демонстрации будет применена сила. Полиции дано указание действовать
— Яснее некуда. Много лет мы старались проводить во Вьетнаме кампанию умиротворения. Теперь то же самое начинаем испытывать на себе. Кампания умиротворения пришла в Америку. Это нас, друзья, будут умиротворять полицейские за то, что мы не хотим новых смертей для наших ребят во Вьетнаме.
— Ты Юджина не причисляй к себе, Джо, он человек официальный, ему не положено быть в рядах демонстрантов, — сказал Ричард.
Эти слова обидно резанули Смита. Значит, сидеть, разговаривать, осуждать войну он может вместе с ними, а быть на демонстрации — нет. Вроде бы ему не доверяют, он из других сфер. Это заметили и друзья Ричарда и как-то притихли, стушевались.
— Извините, я без всякого умысла назвал господина полковника, — стал оправдываться Джо, и это еще больше обидело Смита.
— Подожди, Джо, все принимать всерьез. Дик пошутил, он любит меня подначивать: говорит, полковник, тебе, говорит, то нельзя и это нельзя. Но он шутит. Мне все можно. Полковник я бывший, а ветеран до последнего дыханья. Так что и место мое среди ветеранов. Откуда ветераны начнут свой путь на Пенсильвания-авеню, Джо?
— Мы решили собираться небольшими группами на прилегающих к ней улицах. Если провести прямую линию, то как раз напротив Белого дома.
— Хорошо, оставь в шеренге ветеранов для меня местечко, Джо. Я буду вместе с вами.
Сказав это, Юджин увидел, как изменились, повеселели лица друзей Дика, и испытал такое чувство, будто оперся на плечо верного друга.
Скоро Джо, Юл и Пит простились и ушли.
— А теперь, — сказал Юджин, обращаясь к Ричарду, — я хочу сказать тебе, что вел ты себя не по-товарищески. Ты чуть не записал меня в предатели. Да будь я генералом, а не только бывшим полковником, я бы, сидя рядом с такими парнями, не решился отказаться пойти вместе с ними. Меня бы загрызла совесть.
— Подожди, подожди, Юджин, — перебил его Дик, — и извини. Понимаю, что вел себя глупо. Но скажи, почему ты все время говоришь, что ты бывший полковник? Что-то произошло?
— Произошло очень серьезное, Дик. Мне грозят большие неприятности.
— Вот видишь, а ты еще хочешь идти на демонстрацию. Этого только тебе не хватает для полного счастья.
— Именно этого мне действительно не хватает, чтобы почувствовать себя настоящим гражданином Америки, который смотрит чуть дальше того среднего американца, каким его рисуют для всего мира: семья, доллары, бейсбол, машина, телевизор после работы — больше никаких интересов. Что делается в мире, как живут другие — это все покажут на экране. Все знания и представления внедряют в сознание, как пилюли во время болезни. Только глотай.