Последний срок
Шрифт:
– Тогда расскажите о тех трех арестах.
– Ни черта я не обязан вам рассказывать.
Босх кивнул:
– Вы правы – не обязаны.
Он встал и оглянулся на стол Эдгара: все ли оставил так, как было. Сделал шаг к полицейскому и ткнул ему пальцем в грудь:
– Запомните этот момент. Потому что в этот момент вы крупно напортачили. Могли спасти работу, но облажались. Вы закончили не смену – добавьте словечко «все» и получите то, что требуется: вы закончили все свои смены.
Босх повернулся и направился к двери в коридор. Он считал себя ходячим противоречием. Только в понедельник утром сказал, что не станет копаться
– Эй, подождите!
Гарри остановился и оглянулся. Мейсон опустил руки, и Босх счел это знаком того, что полицейский прекратил борьбу.
– Я не сделал ничего дурного, просто отреагировал на прямую просьбу члена муниципального совета. Не требование, влекущее за собой определенное действие, а скорее предупреждение. Такие поступают к нам на каждом разводе, перед каждой сменой. Эти просьбы от членов совета мы называем ПЧС. Если вы вышибите меня отсюда, это будет удар не по адресу.
Босх несколько мгновений, не двигаясь, ждал, но продолжения не последовало, и он сделал шаг к полицейскому.
– Садись.
На этот раз Мейсон подчинился и, вытащив из отсека отдела ограблений стул, сел. Гарри вернулся на место Эдгара, и они оказались лицом к лицу, разделенные проходом между отделами ограблений и убийств.
– Расскажите мне об этой просьбе совета.
– Я давно знаю Джорджа Ирвинга. Мы вместе поступили в академию и даже, когда он ушел учиться в юридический институт, остались близки. Я был шафером у него на свадьбе и даже заказывал номер в гостинице, где они провели медовый месяц.
Мейсон сделал жест в сторону кабинета лейтенанта, словно там и находился тот самый номер.
– Мы справляли дни рождения, дни независимости… через Джорджа я знал его отца, встречался на всяких посиделках.
– Понятно.
– И вот прошлым летом – точной даты не помню – я пошел к Джорджу на вечеринку. Его сын…
– Чэд.
– Да, Чэд, окончил школу, получил аттестат и собирался на учебу в Университет Сан-Франциско. Родители устроили ему праздник, и я пошел туда с Сэнди, моей женой. Член муниципального совета тоже присутствовал. Мы говорили о всякой ерунде, в основном о делах управления; он пытался доказать мне, что совет поступил правильно, прокатив нас со сверхурочными. А затем как бы между прочим сказал, что ему поступила жалоба от избирателя – женщина возвращалась на такси из ресторана и заметила, что водитель пьян. По ее словам, в машине разило, как на пивоварне, и шофер был явно под мухой. Проехав несколько кварталов, она велела остановиться и вышла из машины. Увидела, что это такси компании «Черное и белое», и просила Ирвинга разобраться с недисциплинированными водителями. Он знал, что я дежурю в вечернюю смену и могу что-то заметить. Вот и все. Никаких заговоров и прочей ахинеи. Я отреагировал на его слова, находясь на дежурстве, и в тот раз в этом не было ничего неправомерного. Во всех случаях с таксистами я не нарушал права.
Босх кивнул. Если Мейсон говорил правду, он не совершил ничего противозаконного. Но его рассказ снова высветил фигуру Ирвина Ирвинга. Вопрос для окружного прокурора или даже для Большого жюри: Ирвинг тонко пользовался своим влиянием для выгоды клиента своего сына или заботился об общественной безопасности? Слишком зыбкая грань. Босх сомневался, что этот вопрос вообще будет задан Большому жюри. Уж слишком хитер этот Ирвинг. Однако Босха заинтересовали слова, которыми полицейский закончил рассказ: «в тот раз» в цепочке событий не было ничего неправомерного.
– Член муниципального совета сказал вам, когда и каким образом к нему поступила жалоба?
– Нет, не сказал.
– Вы помните, чтобы в то лето во время инструктажей на пересменках сообщались подобные факты?
– Не припоминаю. Но, честно говоря, мог и пропустить. Не всегда там бываю. Сами понимаете: давно служу, мне делают определенные поблажки. И меняюсь обычно первым. И первым получаю право на отпуск и все такое. Вот и инструктажи в основном пропускаю. Слишком часто на них присутствовал – больше не могу сидеть в тесной комнате и из вечера в вечер слушать одно и то же. Но мой напарник – новобранец он ничего не пропускает, и все важное сообщает мне. Пожелания со стороны совета могли быть, но я их не слышал.
– И напарник ничего не говорил?
– Нет, но мы и без того занялись таксистами, поэтому он мог решить, что это и не нужно. В первую же смену после той вечеринки я задержал такси. Так что если что-то и было на инструктаже, он мог не сказать. Понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю.
Босх достал и открыл блокнот. В нем не было записей о Мейсоне, но он тянул время, чтобы собраться с мыслями и решить, какой вопрос задать следующим. Поэтому начал листать странички.
– Здорово, – заметил полицейский. – Это ваш номер на значке?
– Да.
– Где вы взяли такую штуку?
– В Гонконге. Вы знали, что ваш приятель Джордж Ирвинг работал с таксомоторной компанией, которая намеревалась отобрать лицензию у «ЧБ»? И то, что вы навесили на компанию случаи управления машинами в нетрезвом виде, должно было помочь планам Джорджа?
– Как я уже говорил, не тогда. Не прошлым летом.
Мейсон потер ладонями бедра. Разговор подходил к чему-то такому, что было ему неприятно.
– Но в какой-то момент узнали?
Полицейский кивнул, но ничего не сказал.
– Когда? – нажимал Босх.
– Около шести недель назад.
– Расскажите.
– Как-то вечером я остановил такси. Водила проскочил знак остановки, и я прищучил его. Эта была машина компании «Черное и белое». Парень понес какой-то бред насчет сговора, а я подумал: «Так-так, придурок, сейчас заставлю тебя попасть указательным пальцем в кончик носа». Но тут он взял и выдал: «Вы с Ирвингом-младшим наезжаете на нас». Что за чертовщина? Я врезал ему по морде и заставил выложить все до конца. Вот тогда-то и узнал, что мой друг Джордж опекает таксомоторную компанию, которая собирается отодвинуть «ЧБ».
Босх наклонился вперед оперся локтями о колено и придвинулся к Мейсону. Они подошли к самому главному.
– Что вы предприняли?
– Возмутился. Побежал к Джорджу, но оставил ему все лазейки, чтобы он разубедил меня. А в итоге оказалось, что все так и было – я понял: они с отцом использовали меня. Я вспылил, сказал, что мы больше не друзья и я не хочу его видеть.
Босх кивнул.
– И вы решили, что он поэтому покончил с собой?
Мейсон усмехнулся:
– Ну уж нет. Если он так пользовался мною, значит, я ничего не значил для него. Думаю, он покончил с собой по другим причинам. Чэд уехал, это сильно повлияло на Джорджа. Может быть, были и другие мотивы. В каждой семье свои тайны, понимаете меня?