Последний срок
Шрифт:
– У нас дискуссия о том, что важнее: внутренние качества или опыт?
– Да, и за что вы голосуете: за нативизм или эмпиризм?
Босх чуть не улыбнулся, но вовремя сообразил, что его неправильно поймут.
– Ни за что не голосую, потому что…
– Нет уж, вы должны. Я хочу знать.
Анна перегнулась через стол и говорила настойчивым шепотом. А когда подошел официант забрать тарелки, откинулась на спинку стула. Босх обрадовался заминке – появилось время обдумать ответ. Они заказали кофе, но без десерта. Официант исчез, и передышка
– Что ж, – начал Гарри, – я считаю, что зло может быть вскормлено. Именно это и случилось с Клейтоном Пеллом. Но на каждого Пелла, который выплескивает чувство наружу и причиняет ближнему боль, есть другой: у него было такое же детство, но он держит себя в руках и не обижает ближних. Следовательно, существует нечто еще – другая часть уравнения. Может, люди рождаются с чем-то таким, что обычно в них спит и вырывается на поверхность только при определенных обстоятельствах. Не знаю, Анна, в самом деле не знаю. И не думаю, чтобы кто-то знал – точно знал. У нас одни теории, но они в конечном счете не важны, потому что не предотвращают последствий воздействия зла.
– Хотите сказать, что моя работа бесполезна?
– Нет. Но вы, как и я, вступаете в игру, когда ущерб уже причинен. Надеюсь, ваши усилия не дадут вашим подопечным сорваться и снова взяться за старое. Я в это верю и говорил вам об этом. Но как распознать и остановить того, кто никогда себя не проявлял, не нарушал закона и не делал ничего настораживающего? И почему мы об этом вообще рассуждаем? Чего вы недоговариваете, Анна?
Официант подал кофе, и Анна попросила принести счет. Босх счел это дурным знаком. Она хочет отделаться от него. Уйти.
– Значит, вот как: вы расплачиваетесь и убегаете, не ответив на вопрос?
– Ничего подобного. Я попросила счет, потому что хочу, чтобы вы пригласили меня к себе. Но прежде должна вам кое-что сказать.
– Говорите.
– Гарри, у меня есть сын.
– Вы мне говорили – живет в районе Залива Сан-Франциско.
– Я езжу туда навещать его. Он в тюрьме Сан-Квентин.
Босх не то чтобы не ожидал ничего подобного, но думал: если у Анны есть секрет, он касается не ее сына. Возможно, бывшего мужа или любовника.
– Сочувствую, Анна. – Это все, что он мог сказать. Она покачала головой, словно не принимая жалости.
– Он совершил нечто ужасное. Очень порочное. По сей день не понимаю, откуда в нем это взялось и почему.
Зажав под мышкой бутылку вина, Босх открыл замок и придержал перед ней дверь. Внешне он казался спокойным, хотя на самом деле это было не так. Они проговорили о сыне Анны еще почти час. Босх в основном слушал. А в конце лишь еще раз выразил сочувствие. Разве родители отвечают за детей? Иногда да, но не всегда. Она психиатр и понимает больше, чем он.
Войдя, нащупал выключатель рядом с дверью.
– Почему бы нам не выпить по бокалу вина на веранде?
– Прекрасная мысль, – ответила Анна.
Он провел ее через гостиную и раздвигающиеся двери на веранду.
– Отличный
– Насколько помню, почти двадцать пять лет. Но кажется, что меньше. Я отстроил его заново после землетрясения девяносто четвертого года.
Их встретил шум колес с автострады в Долине. Здесь, на открытой террасе, ветер бодрил. Анна подошла к парапету и окинула взглядом окрестности.
– Ух! – Оглядев все от края до края, она подняла голову. – А где луна?
Босх показал на Маунт-Ли.
– Наверное, за горой.
– Надеюсь, выйдет.
Босх держал бутылку за горлышко. В ней было то, что осталось после ужина в ресторане. Он захватил ее, зная, что дома спиртного нет. С тех пор как с ним поселилась Мэдди, Гарри перестал пить дома и даже в городе редко прикладывался к рюмке.
– Включу музыку и принесу пару бокалов. Сейчас вернусь.
В доме он включил проигрыватель, но не помнил, какой диск лежал в лотке. Вскоре Босх услышал саксофон Фрэнка Моргана и обрадовался выбору. Прошел по коридору, быстро прибрался в спальне и ванной, достал из шкафа свежие простыни и перестелил кровать. Затем заскочил на кухню и, прежде чем вернуться на веранду, взял два бокала.
– А я гадала, куда вы подевались.
– Пришлось хоть немного навести порядок.
Босх разлил вино, они чокнулись и сделали по глотку. Анна придвинулась к нему, и они в первый раз поцеловались. Она отстранилась первой.
– Извини, что нагрузила тебя, Гарри. Своей «мыльной оперой».
Босх покачал головой:
– Это не «мыльная опера». Это твой сын. Наши дети – это наши сердца.
– Наши дети – это наши сердца. Красиво. Это кто сказал?
– Не знаю. Кажется, я.
Анна улыбнулась.
– Не похоже на слова крутого детектива.
Босх пожал плечами:
– Может, я не такой крутой. Живу с пятнадцатилетней дочерью, и она не дает мне зачерстветь.
– Я, наверное, неприятно поразила тебя своей прямотой?
Гарри покачал головой:
– Ничего подобного. Мне понравились твои слова о том, что нельзя терять даром времени. Вчера мы почувствовали, что нас тянет друг к другу. И вот мы здесь. Если все верно, я тоже не хочу терять времени.
Анна поставила бокал на парапет и прижалась к нему.
– Да, мы здесь.
Босх поставил свой бокал рядом, обнял ее за шею и, прижав другой рукой еще сильнее, поцеловал.
Анна оторвала губы, и они стояли теперь щека к щеке. Босх почувствовал под пиджаком ее ладонь.
– Бог с ними, с луной и вином, – сказала она. – Хочу в дом.
– Я тоже, – ответил он.
24
В половине одиннадцатого Босх проводил Анну к ее машине. Когда они вышли из ресторана, она ехала следом за ним. Сказала, что не останется у него на ночь, и это устраивало его. У машины они долго обнимались. Босху было хорошо. Время, проведенное в спальне, показалось ему восхитительным. Он давно ждал такую женщину, как Анна.