Последний танец Марии Стюарт
Шрифт:
Он был рад добраться до своей конторы, островка чистоты и порядка. Трое его клерков уже сидели за столами и почтительно посмотрели на него. Он кивнул им и удалился в свой кабинет.
Уолсингем просматривал недавнее соглашение с поставщиками из Бордо, устанавливавшее максимальный размер портовых сборов, когда кто-то постучал в дверь и немного приоткрыл ее.
– Войдите, – сказал он, раздосадованный неожиданной помехой. Но его досада бесследно исчезла, когда он увидел посетителя. Его лицо сразу же приобрело бесстрастное выражение.
– Доброе утро, сэр. Меня зовут Энтони Бабингтон. – Гладкое, хорошо вылепленное лицо, обрамленное темными локонами и модной шляпой, простодушно улыбалось ему.
– Очень приятно, – ответил Уолсингем. – Чем могу быть вам полезен?
– Сэр, в скором времени я собираюсь совершить зарубежную поездку, поэтому хочу заранее обратиться за паспортом. Ваши помощники сказали, что я должен подать вам личный запрос.
– Эта будущая поездка… с чем она связана? Садитесь, пожалуйста. – Уолсингем указал на самый удобный стул.
– Я часто имею дела во Франции, сэр, особенно в Париже. – Бабингтон спокойно глядел на него.
– Какие дела?
– Мне немного неловко признаваться в этом, сэр. – Бабингтон наклонил голову и посмотрел на него из-под локонов, упавших на лоб. Его глаза были голубыми, как небо над Эгейским морем. – Дело в том, что я часто бываю при дворе, и для меня важно иметь хороший гардероб. Я также сообщаю ее величеству о новых модах и привожу разные безделушки, которые ей нравятся.
– Например?
– Перчатки, духи, книги стихов в кожаных переплетах…
– Значит, вы собираетесь ехать во Францию только для приобретения подобных вещей? Это то, чем занимается образованная английская молодежь? Скажите, почему вы сейчас не в Нидерландах и не сражаетесь вместе с вашими сверстниками? Сэр Филипп Сидни уже там, Кристофер Марло и молодой Эссекс – разве это не благороднее, чем оставаться при дворе, мотаться во Францию и обратно и привозить женские безделушки? – Уолсингем был удивлен собственной вспышкой гнева. – Вы похожи на одну из ручных собачек, которых прячет под юбками королева Шотландии.
Бабингтон пожал плечами:
– Не каждому мужчине дано быть солдатом на поле боя. Мы можем сражаться на других аренах. Несомненно, сэр, вы являете собой лучший пример тому. – Его голубые глаза смотрели прямо на собеседника.
– Настоятельно советую обдумать мои слова, – сказал Уолсингем. «Но, разумеется, в этой дуэли я хочу, чтобы ты пренебрег ими. Что ты и собираешься сделать, надменный юный глупец!»
– Сэр, я все же вынужден обратиться к вам с просьбой о выдаче паспорта.
– На какой срок?
– Э-э-э… – Бабингтон задумался. – На остаток лета и первый месяц осени.
– Ясно. Что ж, в настоящее время я не могу удовлетворить вашу просьбу. Обратитесь к агенту Роберту Поли через две-три недели.
Бабингтон снова пожал плечами.
– Надеюсь, вы измените свое мнение. Возможно, я смогу помочь вам.
– Каким образом?
– Как я говорил, есть и другие поля сражений. Я могу шпионить для вас.
– Как?
– Так, как вы пожелаете. Я католик, и меня принимают в тамошних кругах.
Уолсингем был потрясен и одновременно изумлялся собственному потрясению. Еще никому не удавалось так удивить его за последние десять лет.
– У меня есть контакты с Морганом в Бастилии, с Пейджетом и Битоном в посольстве королевы Шотландии в Париже. И с Мендосой…
– Я уже имею там своих агентов. Что можете сделать вы, чего бы не добились они?
На лице Бабингтона отразилось замешательство.
– Я думал, вас порадует мое предложение.
– Полно, полно! Не все шпионы равны. Неумелые новички хуже других, потому что они выдают свое присутствие. Я рассмотрю ваше предложение, но вы должны составить для меня подробный план ваших обязанностей. «Много званых, но мало избранных». Вы же не думаете, что мои пятьдесят три агента по всему миру получили свои посты и добились моего расположения просто придя с улицы? – Он тихо рассмеялся.
– Хорошо. – Бабингтон встал и хлопнул ладонью по рукояти меча. – Вы увидите!
После его ухода Уолсингем был настолько ошарашен, что не мог сосредоточиться на торговом соглашении. «Нет, мой друг, – подумал он. – Это ты увидишь!»
Наступил полдень, жара усилилась, и движение на городских улицах почти замерло. Уолсингем наконец встал и пожелал своим секретарям доброго дня. Он собирался в другую свою контору. Клерки заперли дверь и отправились в ближайший трактир «Уайтхарт» для полуденной трапезы, а Уолсингему предстояла десятиминутная прогулка. Пока он продвигался вперед, обходя кучи отбросов и прижимая к носу ароматический шарик, чтобы избавиться от ужасной вони, то размышлял о странном визите. Почему Бабингтон пришел к нему? Оттого, что испытывал чувство вины и был готов сознаться? Или он почувствовал, что его заговор находится под угрозой, и решил испытать Уолсингема?
«Был ли я наблюдателем или наблюдали за мной?» – думал он.
А может быть, выдержка изменила ему и он был не прочь выдать имена сообщников? Неужели он настолько не надежен? Тогда нужно работать быстрее, пока заговор не начал разваливаться. Возможно, он хочет получить паспорт, чтобы бежать из страны?
«Эти глаза… такие странные невинные глаза… Обманчивый взгляд».
Уолсингем покачал головой. «Если бы только вера не мешала мне полностью разделить философию Макиавелли, то мне было бы гораздо легче работать, – подумал он. – Я бы сфабриковал улики и избавился от лишних хлопот и тем более не стал гадать о мотивах Бабингтона».
Он со вздохом повернул ключ в замке и вошел в темный и тихий дом. Оказавшись внутри, он изучил тонкий налет мельчайшего александрийского песка, который рассыпал на полу возле двери, чтобы незваные гости могли оставить следы вторжения. Ничего. Он подошел к следующей двери и осмотрел тонкий волос из лошадиной гривы, прикрепленный внизу между дверью и косяком; все осталось в целости и сохранности. Никто не входил сюда.
Наконец он проверил третью, внутреннюю дверь и наклонился в поисках отпечатков пальцев на дверной ручке, покрытой тонким слоем аравийской камеди. Тоже ничего. Он вытер ручку носовым платком и проследовал в свой кабинет.