Последний танец Марии Стюарт
Шрифт:
– Мадам, – прошептал Шерель. – Господин посол покорнейше просит вас прислать ему другую копию шифра. Он потерял свою! Не бойтесь, ее не украли, это просто случайность. Пес его превосходительства – вижу, у вас тоже есть собаки, так что вы поймете, – ненароком изжевал ее и привел в полную негодность.
Мария рассмеялась. Геддон, сидевший у ее ног, громко залаял.
– Да, Геддон, мы знаем, что он имеет в виду. Разумеется, господин посол вскоре получит новую копию.
Паулет вернулся в комнату, что-то бормоча себе под нос. Шерель с поклоном удалился. Проводив его взглядом, Паулет фыркнул.
– Я слышал, что Генрих III предпочитает женскую одежду и мужское общество и носит на руках маленьких собачек. – Он грустно посмотрел на Марию, как будто она была виновата в этом.
XXIII
Уолсингем потянулся над столом, взял бутылочку с микстурой, вынул пробку и сделал глоток прямо из горлышка. Кислый вкус настойки, изготовленной из щавеля, собранного на личном аптекарском огороде Сесила, обжег ему горло, но лекарство считалось полезным для тех, кто страдал от «слабого желудка», а желудок Уолсингема определенно являлся его слабым местом. Он хотел укрепить не только дух, но и тело перед приходом Фелиппеса.
В последнее время его беспокоил не только желудок, но и нога. Она побаливала и раньше до наступления весеннего тепла, и теперь в середине цветущего мая он надеялся, что скоро пойдет на поправку.
Май. Уолсингем широко распахнул створчатые окна, чтобы впустить теплый воздух, напоенный ароматами. Снаружи можно было видеть уже отцветающие яблони. В такое же майское утро Анна Болейн поднялась на эшафот и заплатила за свою измену. Ему всегда казалось, что в такое время бывает еще тяжелее умирать.
«Доживет ли змея до следующего мая? – подумал он. – Или она все-таки отправится на казнь? Или, Боже упаси, мы по-прежнему будем перехватывать ее письма и искать доказательства ее коварных замыслов?»
Фелиппес постучался в дверь, и Уолсингем впустил его. Предложив гостю свежий медовый напиток, он неохотно встал, чтобы закрыть окна. Ему не хотелось отгораживаться от майского дня, но шпионы могли рассчитывать именно на такую небрежность – простую человеческую слабость, вроде желания насладиться весенней свежестью.
Уолсингем посмотрел на подчиненного своим особым прищуренным взглядом. Он был доволен работой Фелиппеса и его организованностью.
– Сегодняшние письма, сэр, – сказал Фелиппес и протянул их через стол: – Полагаю, вы сочтете их весьма интересными.
– Хм. – Уолсингем достал свои очки для чтения и развернул письмо – вернее, копию, расшифрованную Фелиппесом. – «От Марии ее агенту Пейджету, а также испанскому послу Мендосе». – Он приподнял брови и оторвался от чтения: – Итак, она письменно призналась в соучастии планам Филиппа вторгнуться в Англию от ее имени. Она не только допускает, но и поощряет это. Она выдвигает предложения о том, как это сделать. Очень полезно. Я уверен, что герцог Пармский высоко оценит ее советы и наставления с учетом ее огромного боевого опыта.
– Мы достали ее! – воскликнул Фелиппес. – Мы приперли ее к стене! Когда мы известим Елизавету и нанесем удар?
– Нет, дело еще не кончено, – возразил Уолсингем.
– Что? – разочарованно спросил Фелиппес. – Почему вы медлите?
– Потому что нам нужны более неопровержимые улики. Что нового мы узнали, кроме того, что нам уже известно? Что Мария всей душой сочувствует врагам Англии? Что в случае вторжения она встанет на их сторону? Кто об этом не знает?
– Но это письменное доказательство!
– Оно не убедит Елизавету в том, что от Марии нужно отделаться раз и навсегда. Никакого вторжения нет, так что все это лишь словесные экзерсисы. Елизавета никогда не согласится казнить Марию на таком шатком основании, как угроза несуществующего вторжения. Ах, Фелиппес… это должно быть нечто более убедительное. – Он вздохнул. – Расставив такую превосходную ловушку, мы не можем выдать себя, пока не будем абсолютно уверены в успехе.
Уолсингем потрогал лист высокого растения в горшке, стоявшего на полу. Листья были длинными и висячими, как уши у гончей.
– Вы знаете, что это такое? – спросил он Фелиппеса. – Табак из Нового Света. Я собираюсь посадить его в своем загородном поместье Барн-Элмс. Один из торговцев, в плавание которого я вложил небольшую сумму, привез мне эту экзотику. Дело не в том, что я собираюсь курить его или… – Его голос ненадолго прервался из-за сильной боли в желудке. – Некоторые утверждали, что табак хорошо помогает от желудочных колик. Что ж, возможно…
– Вот другое письмо, от Пейджета в адрес Марии. Обычные интриги и заговоры.
Фелиппес с усталым видом положил его перед Уолсингемом. Но, ознакомившись с письмом, тот воспринял его всерьез, к немалому удивлению Фелиппеса.
– Значит, этот безумный священник Баллард до сих пор носится со своими планами, – сказал он. – И он только что вернулся после совещания с Пейджетом. Я начинаю сомневаться в Пейджете! В конце концов он мог отвернуться от нас, ведь он не сообщил нам об этом! Итак, Баллард утверждает, что английские католики готовы восстать сразу же после высадки испанских войск? Между тем Пейджет свел его с Мендосой, а также с Джоном Сэвиджем – наемником, который поклялся убить Елизавету прошлым летом. Сам Баллард два года назад отправился в Рим, где тоже, наверное, обещал убить Елизавету и заранее получил отпущение грехов. Какая складывается картина, Фелиппес? – Уолсингем побарабанил пальцами по крышке стола. – Два заговора с целью убийства Елизаветы сливаются в один. Где сейчас Баллард?
– Согласно нашему агенту Бернарду Моду, он только что вернулся в Англию. Сошел на берег в Дувре два дня назад. Судя по всему, у него есть паспорт, позволяющий ему уезжать и приезжать по собственному желанию.
– Куда он направился?
– В Лондон. Сейчас он здесь, и я взял на себя смелость проследить за ним.
Уолсингем откинулся на спинку стула и улыбнулся:
– Хорошо, Фелиппес, очень хорошо. Возможно теперь, если нам повезет, кто-нибудь сообщит королеве Шотландии о заговоре Балларда и Сэвиджа, и она будет достаточно опрометчива, чтобы присоединиться к ним.