Последний трюк каскадера
Шрифт:
— Что ты еще такое замышляешь?
— О, проще простого! Марсель не в состоянии скрывать своих чувств. Фроман это быстро поймет. И поторопит события, чтобы поставить и сестру, и племянника перед свершившимся фактом. Но я ведь тебе уже об этом говорил.
— Бедный Марсель! Он не сделал тебе ничего плохого.
Мне хочется ей крикнуть: «Он любит тебя! И ты полагаешь, что он не сделал мне ничего плохого?!» Делаю вид, что беззаботно хихикаю.
— Он учится жить, — замечаю я. — Хорошенький подарочек, не правда ли? Ну а я, допустим, позволю себе маленький трюк — и никакого риска. Подожди, не вешай трубку. Надо, чтобы ты была в курсе. И, по правде говоря, если бы ты была милой, очень милой с этим юношей, ты бы мне помогла. Мне ведь не так просто раздувать огонь из камеры-одиночки. Кстати, вы завтракаете по-прежнему все втроем?
— Вчетвером. Старуха тоже спускается ко второму завтраку.
— Тем лучше. Она, наверное, на одном конце стола, а братец — на другом. Ты сидишь напротив Марселя. Значит, надо быть полюбезнее, улыбнуться, что ли, пойти чуть-чуть дальше, чем того требует обстановка… Я прямо-таки отсюда вижу, как старуха в ярости выстреливает глазами во Фромана… Понимаешь, что значат эти взгляды: «И я должна все это терпеть под своей крышей!… Не сомневаюсь, этот кретин жмет ей ножку под столом». Ты же — сама невинность — как ни в чем не бывало передаешь то налево, то направо корзиночку с хлебом или графин.
Иза не выдерживает, прыскает со смеху. Мы опять соучастники. Смеемся в одной тональности, как в дуэте. Нам не нужны рукопожатия. Поцелуи тоже.
— Попробую, — обещает она. — Они такие противные. Будь осторожен.
О да! Я осторожен! Более того, я настороже. Вот уже два дня, как не видел Марселя. Минутная встреча с Изой.
Она шепчет мне: «Все в порядке!» Я прогуливаюсь по парку в одиночестве, костыли привязаны к коляске, как весла к борту лодки. По телевизору я видел, как навозные жуки без устали толкают свой навозный шарик. Я, навозный жук, со слепым упорством обкатываю свою ношу вокруг партнеров, над которыми порхают легкокрылые бабочки. Все питает мою злобу. Даже воздух, которым я дышу. Возвращаюсь к себе, чтобы написать очередную страницу. И вдруг — о чудо — стук в дверь: это Фроман, а я — то собирался вздремнуть после завтрака. Весьма сердечно настроен этот Фроман. Обаятельная улыбка барышника. «Надеюсь, я не помешал?» — куртуазный вздор. Садится в кресло.
— Я как раз занимаюсь делом, которое мне весьма дорого, — с ходу начинает он. — Иза вам, должно быть, говорила… что я намерен на ней жениться?
— О, вскользь… Но мне не показалось, что это серьезно.
— Серьезнее не бывает. Доказательства? Она почти что дала согласие. И поэтому я здесь. Испытывающий взгляд в мою сторону сквозь полуопущенные веки. В этой игре в покер я никого не боюсь.
— Скорее всего это добрая новость, — роняю я наконец. — Бедная Иза. Я так часто думаю о ее будущем… А вы уверены, что делаете это не из милосердия?
Он разглядывает меня. Откровенно ошеломлен. Слово «милосердие» в моих устах по его адресу… Неужели я глупее, чем он предполагал? Я улыбаюсь. Он улыбается. Два старинных друга, каждый ценит деликатность другого. Он продолжает:
— Я хочу сделать ее счастливой… а тем самым и вас.
— Спасибо.
— Поэтому я намерен изменить свое завещание в ее пользу… Солидный вклад, можно сказать, капитал, который обезопасит вас обоих.
— Обезопасит от чего именно?
Он понял, что я хотел сказать: обезопасить от кого именно? Делает неопределенный жест, означающий пространство за пределами стен, туманный горизонт.
— Никто не властен над будущим. Я могу умереть. Разумеется, мои близкие не должны остаться потерпевшей стороной.
— Иза не позволила бы, — заметил я. — Она абсолютно бескорыстна. Я даже не знаю, примет ли она сделку, о которой вы думаете.
— Она колеблется, — признался он. — Однако мои обещания стоят того, чтобы она подумала. Я не утверждаю, что она будет богата в будущем, но даю вам слово, что ей не придется жаловаться.
Он берет с камина пепельницу и сбрасывает длинный цилиндрик пепла. Затем меняет тон, становится «господином президентом».
— Я рассчитываю на вас, — рубит он. Уговорите ее. Я не люблю проволочек.
Сигарой указывает на мои уложенные рядом, укрытые пледом ноги, как на театральные аксессуары.
— Я полагаю, что был с вами корректен. Еще одно слово. Мне известно, что вы часто встречаетесь с Марселем. Лучше пореже! Пореже! Марсель — глупец, избалованный матерью. Бросьте это!
Снова обаятельнейшая улыбка. Властно жмет руку.
— Если вам что-либо понадобится, самое главное — не стесняйтесь.
Дружеский жест с порога. Он оставляет облако сигарного дыма и бешенство в моей душе. События, однако, ускоряют свой ход. Пора начать ими управлять. До самого вечера я до тонкостей отрабатываю свой план, после обеда вызываю Изу.
— Ты можешь зайти? Есть разговор…
Она хороша, причесана изумительно, серьги, которые я никогда раньше не видел, придают таинственный блеск ее глазам. Она видит, что я смотрю на них, порывается их снять.
— Не беспокойся, — говорю я. — Это не подарки, скорее награда за мужество перед лицом врага.
Игривый тон мгновенно помогает звучать в унисон. Я велю ей подойти ближе к кровати и резюмирую разговор с Фроманом.
— Что я должна делать? — спрашивает она.
— Соглашайся. Но в то же время начинай подогревать Шамбона… совсем невинно… как молодая женщина, в скором будущем родственница… А родственные отношения допускают маленькие вольности. «Добрый день, Марсель». Невинный поцелуй утром. «Спокойной ночи, Марсель». Поцелуй вечером… чуть-чуть нежнее — ведь старухи рядом нет, Фроман вроде бы не обращает внимания. На самом деле он все видит и перевернет все вверх дном, чтобы ускорить брак. А когда вы поженитесь, придумай что угодно, чтобы он удалил Марселя. Надо все пустить в ход, вплоть до того, чтобы внушить ему, что этот кретин Марсель тебя преследует. В каком-нибудь филиале непременно найдется подходящее место. Мне необходимо, чтобы Шамбон терзался некоторое время, тем более, что ты будешь ему позванивать, невиннейшим образом, под предлогом проведать, как жизнь. Мне надо, чтобы он сох по тебе. Я тоже буду ему позванивать. О его возвращении позаботимся, когда он дойдет до кондиции.
— Ты сошел с ума, — шепчет она.
— А, господин комиссар! Клянусь, я не соскучился, нет. Однако вспоминал, как вы там поживаете.
Дре аккуратно кладет на спинку стула плащ, кашне, шляпу — он педант — и садится перед Ришаром, который сам с собою играет в шахматы.
— Как видите, — начинает он, — делаю вид, что продолжаю следствие для госпожи де Шамбон.
— Опять! Так эта комедия еще не скоро кончится?
— Дело в том, что в ее соображениях есть определенная логика. Для нее сомнений нет: брата убили. В таком случае, кто?