Последний вагон в рай
Шрифт:
Потом, уже много времени спустя, как-то раз молодой стажер спросил его:
— Почему, шеф, у вас в кабинете под стеклом на столе лежит этот заголовок?
Это действительно был заголовок из газеты — слегка обгоревший клочок бумаги. «Никогда, — было написано там по-немецки, — не подсматривай за Богом в замочную скважину. И ты будешь жить счастливо. Или умрешь счастливым». Слово «счастливым» читалось уже с трудом.
— Просто как напоминание, — ответил тогда Кай. — Мне как-то раз пришлось проверить это. Правда, я тогда не знал этого правила до конца.
— Монахи Ордена Хаки начинают учить свои заповеди с чего-то очень похожего, — заметил стажер. — На китайском, кажется...
— Никогда не слышал о таком ордене, —
— Это — светлая ветвь Учения Эйч-Эрн. Чтобы прийти к ним, не надо быть китайцем... — растерянно проронил стажер.
Они потом больше не говорили на эти темы...
Каю не стоило так детально прорабатывать план той операции. Ему достаточно было только знать свою задачу. Тогда он сделал бы то, что надо было делать ему и сейчас — в этом кошмарном повторении СЛУЧИВШЕГОСЯ... Ему надо было броситься вперед — Герда, наверное, просто решила бы, что он сошел с ума, — и оттолкнуть ее от дурацкой рыжей малолитражки. И тогда, по крайней мере, один из тех двух, что дежурили в поставленных у стоянки карахв, успел бы понять, что Кай знает о том, что должно случиться, что это он — Кай Санди — внедренный агент, что он спасает коллегу... И, разумеется, кто-то из этих двоих — скорее всего оба — разрядили бы в него свои стволы. Но времени у них хватило бы только на то, чтобы убить о-д-н-о-г-о. У Герды была достаточно хорошая реакция и прикрытие — дурацкий рекламный щит был почти рядом. Операция была бы, безусловно, сорвана. Это стоило бы жизни еще трем внедренным агентам Управления. Их похоронили бы с большими почестями, чем Кая. На похоронах дураков не играет оркестр Управления. Хотя Герда, конечно, положила бы на скромный холмик цветы — Кай не помнил, какие подходящие растения продавали в киосках на Люцифере, — что-нибудь скромное и со вкусом. И рядом — обручальное кольцо. Именно это, наверное, называется «умереть счастливым». Но Кай нарушил заповедь монахов Хаки, о которой тогда не знал.
Он заглянул Господу через плечо — так это формулировалось по Эйч-Эрн (он узнал это потом): он проработал операцию на уровне регионального комзвена. Имел на это право. Более того, это было отмечено похвалой. Потом. И он знал, что, спасая одну, убивает четырех. Троих, если не брать в счет себя. Странно: если бы к рыжему «Фольксвагену» подходила совершенно незнакомая ему женщина, он, пожалуй, совершил бы ТУ ГЛУПОСТЬ. Но поступить так, когда в смерть входила та единственная, которую он любил (мать умерла годом раньше), было для него странным, чудовищно вывернутым наизнанку эгоизмом. Не слабостью, не растерянностью — нет: нечестной игрой. И он даже не ускорил шаг. ОН И ТЕПЕРЬ ЕГО НЕ УСКОРИЛ. И Герда просто не успела узнать Кая в вечерней мороси... Она взялась за ручку дверцы своего кара, которому только доли секунды оставалось быть ярко-рыжим. И бросила на сиденье пакет с покупками. Затем села сама. И уже не успела закрыть дверь. Взрывом ее выбросило на колонку. Которая вспыхнула словно факел. Вспыхнуло и горело вообще все — даже витрина ночной лавки.
ТОГДА он не помнил, как подбежал к ней. Он пришел в себя только в тот миг, когда напарник-сообщник из успевшего отрулить от живого костра кара похлопал его по плечу.
— Тут нечего проверять, парень, — успокоил он Кая. — Суке своротило полчерепа. Уходим.
Потом в кабине, отжимая педаль газа и кивнув на оказавшуюся каким-то образом (он тоже не запомнил этого) в его руке обгорелую «Люцифер иллюстрирте» с ТЕМ САМЫМ текстом, напарник спросил иронически:
— Собираешь такие сувениры? Я-то поначалу думал, тебя вывернет наизнанку... А у тебя нервы — ничего...
Ту операцию они так и закончили с одной потерей. Второго сообщника и еще девяносто трех заговорщиков освободили по амнистии сразу после выборов. А похваливший крепкие нервы Кая лежит в национальном пантеоне Освободителей «Люцифера-1». Пантеон, так же, как вся
Кай, словно в бреду, взглянул на свои пальцы. ТОГДА на могилу Герды он не положил ни цветов, ни кольца. Надо было вместе с заговорщиками убираться подальше. Кольцо он променял на бутыль виски и набрался так, что даже сильные по части психологии друзья из банды не раскололи его.
Легкий порыв ветра упруго прошелся по лицу, взлохматив волосы, а спустя мгновение чья-то осторожная рука бережно поправила сбившуюся прядь. Воспоминание, казалось бы, навеки забытого ощущения тепла и нежности ярким всполохом опалило сознание, и только что очнувшийся Кай замер, не решаясь открыть глаза. Ему казалось, как только он подымет веки, сон исчезнет вместе с Гердой, на коленях которой покоилась сейчас его голова. Пусть это был мираж, фантазия его воспаленного мозга, загадочным образом извлеченная из-под напластований памяти, но это был сладостный мираж, из которого не хотелось уходить.
Он накрыл своей рукой узкую ладонь, лежавшую у него на лбу, и по ее теплу вдруг окончательно осознал, что женщина у него в изголовье была из плоти и крови и не являлась порождением Лабиринта. Кай рывком поднялся — настолько резко, что закружилась голова, — и столкнулся глазами с печальным взором Джейн Гранж. Она отвела взгляд и несколько смущенно отряхнула платье.
— Вы спали очень беспокойно, господин Второй Аудитор, но я боялась вас будить — по нашим поверьям, часть вашей души в это время путешествовала по Лабиринту и могла в этом случае остаться там навсегда.
Кай неловко кашлянул и тоже поднялся на ноги. Рядом возвышались развалины давешнего храма, а полуистлевший костерок, дым от которого завел их в страну миражей, еще хранил остатки тепла.
Странно, а Каю казалось, что они пробыли в Лабиринте как минимум несколько суток. Впрочем, не исключено, что несколько минут — теперь он уже сам потерял счет времени.
— А где Моррис? — спросил он, чтобы выйти из неловкого положения.
— Он уехал с Мариам на своем каре. Господин Де Жиль, не в пример вам, гораздо легче перенес посещение Лабиринта. Хотя я не назвала бы его состояние слишком бодрым. А я осталась, чтобы дождаться, когда вы очнетесь. Скажите, мистер Санди... — она слегка запнулась, словно произнесение последующей фразы давалось ей с большим трудом. — Вам было очень плохо там, в Лабиринте?
Кай обратил внимание на то, как побледнели стиснутые в кулаки пальцы ее рук. Он удивленно поднял брови, и Джейн, словно торопясь высказать что-то очень наболевшее, быстро продолжила:
— Понимаете, я чувствую долю своей вины в том, что приключилось с вами. Боюсь, что своими глупыми разговорами мы с Мариам подтолкнули вас к посещению Заповедных Мест. А Лабиринт... — она замолчала, подбирая слова, — он часто воскрешает самое сокровенное. Это удача, если человек повстречает того, кто когда-то был источником наивысшего счастья в его прошлой жизни. К сожалению, чаще бывает так, что там воскрешаются ситуации, причинившие человеку наибольшую боль и страдания. И вот я боюсь, что невольно подтолкнула вас именно к этому...
— Ну что вы, мисс Джейн, все в порядке. — Кай уже почти полностью пришел в себя, и только чуть дрожавшие руки никак не могли успокоиться. — Просто повстречал Минотавра. Он ведь положен вашему Лабиринту?
Джейн дернула плечом:
— Стараемся не отставать от прочих, господин Второй Аудитор...
Кольцо, проклятое кольцо было там же — на безымянном пальце. Или это — невероятно устойчивая галлюцинация? Он осторожно снял кольцо с руки. Подбросил в воздух — больше, чтобы проверить: для него ли одного оно продолжает существовать? Странно — Джейн подставила ладони, словно собираясь поймать подброшенный предмет, но закончила это движение обычным, жизнерадостным хлопком в ладоши. И грустной усмешкой.