Последний викинг. Великий город
Шрифт:
– Моя баба! – самодовольно изрек Хакон, указывая на красавицу, которая с низким поклоном подала ему рыльник с водой и полотенце, чтобы он смыл пыль и пот.
Жена ябедника Ладослава была облачена в просторное платье, заколотое выпуклой серебряной фибулой. Ею уложенные в косы волосы были перевиты яркими лентами и перехвачены повязкой, которая закрывала лоб. Она приняла полотенце, которым ябедник вытер лицо, и вслед за тем поднесла мужу ковш ядреного кваса.
– Испей кваску после долгой дороги, Якун Твердилович! – присовокупила она. – Изрядно ты притомился!
– Путь был нетруден, но пришлось снести одну дерзкую голову, – молвил ябедник, опорожнив ковш и утирая усы.
– Вечно ты в трудах и заботах, Якун Твердилович! – пожалела его супруга.
Ладослава
– Мои наследники: Ботфрид и Веульф.
Норманн похвалил отроков и выразил уверенность, что они станут доблестными воинами. Дочери стояли, опустив очи в пол. В отличие от матери, они были одеты, как одеваются девы из племени кривичей и в качестве украшений носили височные кольца с завязанными концами, работы местных златокузнецов. Одна из девочек незаметно толкнула в бок сестру, и они обе хихикнули.
– Чего батюшка измыслил? Бойко и Велемир – тако кличут братьев.
Услышав их перешептывание, Харальд понял, что дети Хакона не признают чужих для них имен и не говорят на северном языке. Он подумал, что очень скоро потомки викингов, пришедших вместе с конунгом Хельги Вещим, полностью растворятся среди кривичей, подобно щепотки соли, брошенной в наваристую похлебку.
Хозяева пригласили гостей в палаты. Оглядев внутреннее убранство, Харальд должен был признать, что ябедник живет не хуже ярла. Видать, он весьма усердствовал в сборе виры с провинившихся смердов. Все в палатах кричало о богатстве: и устланный камнями открытый очаг, и тяжелые дубовые скамьи, и два ларя у стены, и солома, покрывавшая земляной пол, которую меняли не реже двух раз в год. Челядь ябедника сняла со стены большой стол и под приглядом хозяйки уставила его блюдами с яствами. Рядом поставили другой стол, поменьше, на который поместили мед и пиво в глиняных кувшинах. Норманна усадили на почетное место напротив хозяйской скамьи, огражденной резными столбами. По правую руку от ябедника села его жена, по левую – сыновья, домочадцы и челядь, каждый по старшинству и значению.
Ябедник наполнили крепким медом большой рог и передал его гостю через пылающий очаг. Харальд глотнул сладкий хмельной напиток, настоянный на душистых травах, и передал рог дальше. Рог обошел весь стол, его вновь налили до краев и отправили в неспешный путь. С каждым проделанным кругом разговор за столом становился все громче и веселее. Видя, что хозяин изрядно захмелел, Харальд осведомился о сокровищах, спрятанных в могилах, которые обступали град.
– Т-сс! Они под страшным заклятьем, – зашептал ябедник. – Мой отец Твегги в молодости, когда ему все было нипочем, вместе с товарищем забрался в большую могилу. Отец спустился вниз по веревке. Он узрел груды злата и серебра, но их охранял могильный житель. Едва отец притронулся к сокровищам, могильный житель напал на него сзади. Они долго боролись и переломали все вещи в могиле. В конце концов мой отец одержал верх, обезглавил могильного жителя и приложил отсеченную голову к его ляжкам – ведь всякий знает, что так следует сделать, дабы он не воскрес. После схватки его затруднения не кончились, поелику отцовский товарищ, слыша шум схватки в подземелье, насмерть перепугался и убежал. Отца спасло только то, что он заранее обмотал конец веревки вокруг большого валуна и сумел выбраться по веревке наверх. Когда он вернулся с добычей, домочадцы увидели, что его волосы отливают серебром. Я тоже рано поседел, хотя мне не довелось биться под землей. Легче обезглавить сотню непокорных ляхов, чем вступить в схватку с одним могильным стражем.
Выслушав правдивую историю о подземной битве, Харальд вышел на воздух освежиться. Он стоял над обрывом, глядя на темный Днепр. Вдали синели грозовые тучи и сверкали молнии. Смоленск погрузился во тьму и затих. Зато в палатах ябедника понялся громкий шум. Хозяин был буен во
– Хозяин совсем упился, крушит в палатах все подряд. Жаль, я только распробовал его меды.
Харальд пожал плечами и повторил «Речи Высокого»:
Меньше от пива пользы бывает,
Чем думают многие;
Чем больше ты пьешь,
Тем меньше покорен твой разум тебе.
Исландец пренебрежительно заметил, что сие предостережение относится только к слабым людям, недостойным звания мужей, ибо они теряют разум, опорожнив всего три или четыре рога. Вернувшись в палаты, Харальд увидел опрокинутые столы и разбитые глиняные сосуды. Ябедник храпел, уткнувшись головой в очаг. Его седая борода, касавшаяся углей, уже пошла подпалинами, а солома на полу начала тлеть. Норманн вовремя затоптал занявшуюся огнем солому, оттащил грузного Хакона подальше от очага и выплеснул на его подпаленную бороду остатки меда. После этого он лег на скамью, пристроил длинные ноги на ларь в углу и заснул богатырским сном.
Утром они с Халльдором покинули палаты ябедника. Хозяин спал, норманн не захотел его будить. Он попрощался с Ладославой, подарил два серебренника сыновьям Хакона и сел в челн, который ждал его у высокого берега. Свиной Мыс и окружавшие его курганы остались позади. Харальд надеялся заглянуть в эти гостеприимные места на обратном пути из Миклагарда. Но человек предполагает, а Господь располагает. Никому из тех, кто хаживал по пути из варяг в греки, больше не довелось узреть ей старинный град. В скором времени после отъезда Харальда на Свином Мысу случился пожар. Неизвестно, что стало причиной. Молния ли ударила в дощатую крышу? Рыбаки ли забыли потушить костер и случайно подожгли траву? Или седовласый ябедник, вкусив хмельного, неосторожно разворошил очаг? Всякое могло случиться. Бражные палаты охватил огонь, потом пламя перекинулось на другие дома. Сильный ветер понес тлеющие головешки в Смоленск, и весь град заполыхал. Ни один дом не уцелел, осталось только черное пепелище.
Когда конунг Ярицлейв Мудрый узнал о гибели города, он весьма опечалился. Однако не в обычае повелителя Гардов было предаваться унынию. Он повелел срубить новый град чуть выше по реке. Смоленск возродился на новом месте, а старое пепелище обезлюдело, как Бирка – некогда богатый и славный торговый город, покинутый всеми его обитателями. Только тысячи больших и малых курганов по-прежнему высятся на берегу Днепра. Говорят, что безлунными ночами из подземелий выползают могильные жители. У них бледная кожа, сверкающие в темноте глаза, а из пасти торчат клыки. Они сбиваются в стаи и бродят между могил, поджидая случайного путника, чтобы наброситься на него и выпить его кровь. С первыми лучами солнца они возвращаются под землю сторожить древние сокровища.
Глава 2
Не спи!
По сравнению с изнурительным трудом на волоках плаванье по Днепру можно было считать легкой прогулкой. Течение само влекло рыбацкий челн, и братьям Авоське и Небоське оставалось лишь изредка поднимать весла, чтобы не порвать неводы, поставленные у берегов. Иногда по вечерам, они, пристав к берегу, украдкой обчищали чью-нибудь морду, сплетенную из ивовых прутьев, а потом приносили рыбу к костру и запекали в глине и золе. Заимствуя чужую добычу, братья испуганно озирались, и не зря. Если бы их застали за этим неблаговидным занятием, на пощаду рассчитывать не следовало. Поплыли бы они с проломленными головами вниз по реке, тем более что земли кривичей здесь закончились, уступив место владениям полян, где иноплеменникам следовало держаться вдвойне осторожнее. Наверное, братья рассчитывали на то, что свирепый вид варягов заставит полян держаться подальше. А может, они, как всегда, надеялись на авось.