Последний знаменный
Шрифт:
Роберт отполз от девушки на некоторое расстояние, снял рубашку и панталоны, нашел солнечное местечко, где можно было расстелить одежду и согреться самому. Затем он проверил револьвер и патронташ; они, похоже, в порядке — значит, Роберт мог защитить себя и Монику. Пока мог. Многое будет, однако, зависеть от того, станут ли знаменные переправляться через реку у Янцуни, а затем прочесывать западный берег в поисках спасшихся. Но на это уйдет время. Сейчас же...
— Мсье, — услышал он шепот Моники из-за кустов, разделяющих их, — кто-то идет.
Теперь он тоже услышал приближение человека.
— Ложись и не показывайся, — приказал он ей, а сам сел на колено за кустами, спрятал револьвер в кобуру и вместо него достал нож: он не рискнул поднимать шум до тех пор, пока не убедится, что поблизости нет ни «боксеров», ни знаменных.
Роберт услышал шорох за спиной и резко обернулся: обнаженная Моника пробралась к нему сквозь кусты.
— Там! — шепнула она. Девушка совершенно забыла о своей наготе, думая сейчас о нем как о своем отце...
Он сосредоточенно всматривался туда, куда она указала, похоже, там был всего один человек.
— Покажись! — громко приказал он. — Или умрешь.
— Хозяин, — с облегчением произнес Чжоу и встал в полный рост. Тут он увидел девушку и отвел глаза. Он был одет и весь мокрый, но с ранцем.
— Слава Богу, это ты, — облегченно выдохнул Роберт. — Спасся еще кто-нибудь?
— Нет. Они слишком поторопились, и знаменные схватили их всех. Мы теперь беглецы, хозяин. — Он подошел ближе, стараясь не смотреть в сторону Моники, стоящей на коленях.
— Мы попытаемся выйти к реке, как стемнеет, — сообщил ему Роберт. — Что у тебя в ранце? Уж не еда ли?
— Хлеб. Я прихватил его, когда сампан тонул.
— Чжоу, ты герой. — Теперь Роберт взглянул на девушку. — Твоя одежда высохла?
— Нет, мсье. Можно мне что-нибудь поесть?
— Спрячься за кустами.
Она поползла прочь, а он не мог оторвать глаз от прекрасного зрелого тела шестнадцатилетней девушки с полной грудью, сильными лодыжками и бедрами. Роберт вернулся к Чжоу, доставшему из ранца хлеб, который хоть и был мокрым, но вполне съедобным. Отломив половину булки, Роберт перебросил ее девушке, которая, поймав ее, скрылась из виду. Хозяин и слуга ели вместе.
— Мне жаль твоих людей, — сказал Роберт.
— Человек не волен изменить свою судьбу, — заметил Чжоу загадочно. — Каковы ваши планы?
— Река, лодка, канал и Янцзы.
— Жаль, потерял свою винтовку, — сокрушенно вздохнул Чжоу. — И нам потребуется еще еда.
— Да, нам придется нелегко, — произнес Роберт.
Платье их высохло, Моника и Роберт оделись, и все трое собрались в кустах. Продолжался тихий, спокойный день. Роберт думал о бедном старом Шане, верой и правдой служившим дому так много лет; он вспомнил их первое совместное плавание по Великому каналу.
— Что будет между вами и женой? — неожиданно спросила Моника.
— Все зависит от того, чем закончится наши приключения.
— Но вы захотите воссоединиться с ней, если будет возможно? — продолжила она.
Роберт взглянул на нее, но девушка не отвела глаз.
— Ты не хочешь вернуться в Бельгию домой к дядям? — поинтересовался он.
— Лучше я останусь здесь. С вами.
— С женатым мужчиной, скрывающимся от правосудия, и достаточно старым, годящимся тебе в отцы?
— С мужчиной, который трижды спас мою жизнь и который добр ко мне.
— Ты отчаянная девушка, Моника.
— Просто времена отчаянные, мсье.
Он страстно хотел ее. Для него стало грандиозным откровением осознание того, что он никогда не любил европейскую женщину, мало того, всего несколько минут назад впервые в жизни увидел европейскую женщину обнаженной. И ему понравилось то, что он увидел. Если дело дойдет до близости с Моникой, он, в сущности, будет девственником вновь, по крайней мере, для самого себя. А Моника никогда никого не любила, но почему-то предполагала, что если у них дело дойдет до секса, то Роберт будет вести себя как настоящий китаец. Без сомнения, она слышала достаточно о «непристойности» секса с китайцем — от похотливых европейцев.
Но взять ее просто потому, что они оба этого хотели, было бы преступным, ведь ее желание вырастало из такого страшного стечения обстоятельств, где превыше всего, как ему казалось, было предчувствие, что завтра для нее может не наступить, а его порыв — чистой воды половое влечение.
Тем не менее он не сомневался: это случится.
После полудня они услышали голоса. Чжоу сползал на край рощи и вернулся доложить.
— «Боксеры», — сказал он. — Маленькая группа — семь человек. И у них две лошади.
Роберт с силой потер щеку:
— Сколько отсюда до Янцуни?
— Я думаю, миль сорок.
Роберт кивнул:
— Тогда они вряд ли смогут добраться туда сегодня. Они остановятся на ночевку и будут ужинать.
Чжоу с сомнением покачал головой:
— Одолеть семерых? Но у нас нет даже винтовки.
— Зато есть ножи и мой револьвер. А у них ты видел огнестрельное оружие?
— Да, видел ружье.
— Будем надеяться, что оно у них единственное, потому именно им прежде всего и займемся. У нас есть преимущество — внезапность.
Моника прервала беседу мужчин:
— Вы собираетесь напасть на них?
Роберт кивнул:
— Нам нужны их лошади, нам нужно их оружие и нам нужна их еда.
— Вы собираетесь убить их?
— Да. Как ни жаль, Моника, но у нас нет выбора. Если «боксеры» схватят нас, нам не жить. И если хоть один из них убежит, они поднимут всю округу против нас.
Моника закусила губу, выглядя при этом крайне привлекательно.
Они выступили в сумерках. По следам лошадей было легко ориентироваться, и к тому же «боксеры» пользовались торными тропами. Единственно, чего опасался Роберт, это встречи повстанцев со своими соратниками. Но когда около полуночи они увидели огонь костра, стало ясно, что численность преследуемой группы осталась прежней.