Последний
Шрифт:
– Но почему мы не имеем права? Почему я…
Колокол грянул всей своей мощью, заглушив слова просителя – мощный гул разнесся по высокому пространству древнего зала. Казалось, даже серебристые горгульи, взирающие с парапета, недовольно поморщились. Сейчас проситель не имел никакого права говорить. За подобное нарушение его могли изгнать из Дома Совета, но Председатель поднял руку, призывая к спокойствию.
– …вы затыкаете мне рот! – кричал Ламбе сквозь гул. – Не смейте затыкать голос народа!
Председатель Канте устало снял очки и положил их в нишу, рядом с механизированной папкой и встроенными часами. У просителя оставалось
– Молодой человек, я объясню ситуацию, – снова невозмутимо продолжил Канте. Он говорил не только с Ламбе, но и со множеством тех ушей, которые слушали их на расстоянии. – Вам двадцать пять лет, мне не многим больше шестидесяти пяти. Не так уж я стар и закостенел, как может показаться. Трудно в вашем возрасте не подвергнуться желанию перевернуть мир с ног на голову. Когда-то я тоже был охвачен пламенем деятельности. Не сказать, что оно потухло, но я понял, что огонь может, как согревать, так и обжигать, а за красивыми лозунгами всегда кроется неприглядная истина. Никто не игнорирует мнения миллиона людей. И ваше присутствие здесь – доказательство тому. Ваши интересы тоже учитываются, хотя в зале нет вашего представителя. Вы знаете, правила выбора в Совет, вы знаете, как принимается решение. Любой житель Золотого Города может наблюдать каждое обсуждение Совета в реальном времени через психосферу, как сейчас смотрят на нас миллионы сограждан, – Председатель коснулся пальцем своего лба, – и чувствуют нас так, как если бы сами были нами. Быть в Совете – это не привилегия, это тяжкий груз нахождения на виду и большая ответственность. Чтобы взвалить на плечи такую ношу, следует доказать, что вы способны решать свои проблемы. Разве может человек, который еще не научился работать, отвечать за результаты своей работы, не узнавший муки отцовства или материнства говорить от имени других? Дело в том, что каждое решение вносит изменения в хрупкий баланс нашего общества. Человек обладает силой, сравнимой с силой звезды. Что будет с ним, когда он вспомнит о своих примитивных страхах и желаниях, ведущих к разрушению?..
– Всё это лишь слова. Большинство всегда угнеталось меньшинством! – прокричал Ламбе, но колокол снова заглушил его голос.
Проситель Ламбе не слушал и не хотел слушать. Когда Председатель Канте произносил речь, он обращался скорее не к этому человеку, а к тому миллиону мужчин и женщин, которые слушали его.
– Неумение слушать – один из признаков незрелости вашего разума, гражданин Ламбе, – высказалась Советница Ария до этого момента молчавшая. – Сейчас мы не договоримся. Подумайте о тех словах, что сказал Председатель Канте. В прошлом мы прошли через столько потрясений, что сейчас было бы преступлением ломать естественный ход истории.
– Мы приглашаем вас в этот зал через год, – высказался Председатель. – Тогда вы станете старше. Может быть, у вас появится ответственность. Тогда вы трезвее посмотрите на свои требования. Благодарим за речь.
Председатель поднялся. Грянул малый колокол, известивший о завершении собрания. Ламбе с ненавистью развернулся и твердыми шагами направился к выходу. Ни через год, ни даже через два встреча не состоялась. «Нова» приступила к активным действиям.
***
Ничего не украшает обыденность лучше, чем маленькие радости. Обычно по праздникам они жарили сахар. Коричневый леденец с горьковато-сладким вкусом навсегда остается в памяти. Но на этот раз на столе лежало другое лакомство. Конфеты! В последний раз Мир пробовал их лет пять назад. Вкус молочного шоколада мягко впитался в детские воспоминания яркими красками. Однако, они были дорогим лакомством, а лишних денег не водилось.
Шестнадцать лет по закону считалось совершеннолетием, поэтому Александра решила не жалеть денег на любимого внука. Мир ждал этого дня и боялся. Как требовал закон, в день совершеннолетия глава сельской
С тяжелыми мыслями Мир вошел в приемную чиновника.
Вицлав, казалось, даже не заметил его появления. Мужчина сидел за своим столом и читал газету. Превосходное зрение юноши позволило разглядеть заголовки статей. Журналисты предлагали сплотить граждан в борьбе с ересью и антинаучностью профессуры Нилайского Центрального Университета. Тридцать лет назад такие лозунги закончились массовыми гонениями. Мир подозревал, что они были той причиной, которая заставила Александру уехать их города и поселиться в глухой деревеньке. Конечно, он не мог знать наверняка. Если слухи не врут, сам кардинал приезжал лично убедиться в добросовестности выполнения священного долга инквизиторов: избавления Университета от мракобесов. За тридцать лет выросло новое поколение людей, убежденных в постулатах Церкви Триединства, были закрыты многие журналы, а поиск истины сведен к трактовке божественных книг. Вместо школ и колледжей открывались храмы и церкви, а газеты писали о духовном возрождении Нилайского Королевства.
– Господин Вицлав, – негромко произнес Мир, – доброе утро.
Чиновник слегка опустил газету и посмотрел поверх неё на юношу.
– Говорят, ты порядок снова нарушаешь, – не здороваясь, сказал он. – Что за безобразие ты устроил у водопоя?
– Какое безобразие?..
– Уже забыл?
Вчерашнее происшествие у водопоя трудно было забыть.
– Ничего такого… Вая не ожидала моего появления и испугалась. А я просто шел воды набрать.
– Да? – он хмыкнул, положил газету на стол и скрестил толстые пальцы на груди. – Немудрено испугаться. А приставал ты к ней зачем?
– Приставал?
– Ну да. Или скажешь, не было такого? Сник всё мне рассказал, и Вая подтвердила.
– Что?! – Мир не поверил своим ушам.
Неужели Вая оговорила его? Эта милая девушка, которая казалась ему верхом совершенства, вдруг солгала, поддержав глупца Сника.
– Знаешь, я, конечно, понимаю, возраст и всё такое. Да, и еще… Ну, ладно, – Вицлав махнул рукой. – Я вот к чему. Если эта история еще раз повторится, я не стану препятствовать твоему аресту.
Мира бросило в жар. Что же он такого сделал?! Ведь не было ничего! Но разве кто-то поверит?
– Понимаешь, здесь многие очень недовольны твоим присутствием. И твоим поведением. Кстати, сегодня к нам приезжает епископ Нилайский Окан Промила. Слышал о таком?
Юноша отрицательно замотал головой. Почему ему должно быть что-то известно об этом епископе? Церковь Триединства его никогда не интересовала.
– Большой человек из столицы. Знатный человек. Мне надо, чтобы тебя сегодня никто не видел. Тебе же не нужны проблемы? Вот и мне тоже. Ты меня понял?
– Да.
– Так вот, видит Тэна, если сегодня из-за тебя произойдет хоть одно происшествие, хоть что-нибудь, тобой займется суд. Шериф получит все жалобы на тебя и на твою ведьму Александру. Знаешь, сколько у меня официальных заявлений? – в доказательство своих слов Вицлав потянулся к ящику стола и выдвинул его. Там лежала стопка бумаг. – Не меньше двадцати за последний год. Я уже и сам начинаю побаиваться. Вдруг твоя бабка готовит зелье и для меня…
– Что?
– …Или какой-нибудь яд для епископа, – чиновник с треском захлопнул ящик.
Мир с трудом сдержал гнев: «Бабушка и мухи не обидит!»
– Вы же знаете… Все эти разговоры – ложь!
– А вот представь себе, не знаю. И не смей повышать на меня голос, мальчишка! Ладно, это всё лирика. Пришел за паспортом?
– Да.
– Ты его получишь, – сказал Вицлав, откинувшись на кресло, которое под его весом угрожающе заскрипело, – но только завтра, когда епископ уедет, и при одном условии.