ПОСЛЕДНЯЯ БАШНЯ ТРОИ (журнальный вариант)
Шрифт:
– Фридди, - сказал я, - Али долго не протянет. Эти признаки болезни я помню по собственному деду.
– Ну и что?
– Фридди, если уж старик пользуется такой любовью администрации, почему бы не сделать ему генную профилактику? Он прожил бы еще лет пять-десять, написал новую книжку стихов, а мировой порядок от этого не рухнул бы.
– Что-о?
– изумилась Фридди.
– Подопечному сделать генную профилактику?! До такого не додумались даже ваши русские врачи, которые готовы рыдать над этими мумиями в лагерных больницах. Да вы с ума сошли! Как можно нарушать закон? Стоит сделать исключение для одного, самого прекрасного, как тут
Лагерные улицы кончились, мы опять въехали в административный квартал. Фридди остановила джип:
– Здание штаба - вон там, через площадь. Видите флаг? А это - дом, где я живу. Так зайдем ко мне?
– Но у меня осталось совсем мало времени, меньше часа.
– Пошли!
– скомандовала она.
Дом, где обитала Фридди вместе с другими офицерами, был внутри похож на гостиницу средней руки, в подобной я сам жил в Петрограде: в коридорах с рядами нумерованных комнат полыхали на стенах голограммы солнечных морских видов и горных пейзажей, в холлах и на площадках клубилась листва неизбежных садов - пальмы, цветущие кусты.
Мы уже поднялись на лифте на ее этаж, когда я вдруг вспомнил о том, что беспокоило меня. Возможно, то была мелочь, но она раздражала своей непонятностью. Она казалась одной из тех самых мелочей, которые, по словам Фридди, угрожали порядку. Если не мировому, то в моей собственной голове. Мне надо было кое-что проверить, одному, без чужих глаз, и притом как можно скорее, до встречи с Беннетом.
К счастью, в этот момент я увидел дверь с нарисованным человечком.
– Извини, - сказал я, - мне срочно нужно сюда.
Фридди засмеялась:
– У меня в номере тоже есть туалет, подожди минуту.
– Не вытерплю!
– простонал я.
Фридди, хмыкнув, отстала.
Я нырнул в туалет, закрылся в кабинке. Надо было спешить, и поэтому, справляя свое дело, я одновременно достал свободной рукой "карманник" и подключился к интернету. Быстрей, быстрей! Так, ООН: структура - протектораты - лагеря. Вот, "Сиснерос": построен в 2076-2078 годах, организатор и первый комендант - Фелипе Сиснерос, бывший министр внутренних дел Уругвая. Ладно, сейчас не до истории!… Вот данные по лагерю на сегодняшний день, на ноль часов нью-йоркского времени: всего подопечных - четыре миллиона восемьсот семьдесят тысяч… Нет, мне нужны сведения за прошлый месяц! Вот они: количество поступивших подопечных… Поступивших? Ну да, их забирают в лагерь по достижении шестидесяти лет, а хронических больных - и того раньше. Но сейчас меня интересует не поступление, а убыль. Вот, нашел, нашел!
Я впился в цифры на экранчике "карманника". Так, общее число умерших за прошлый месяц - 29 353. Причины смерти, причины… Сердечно-сосудистые заболевания - большинство, понятно. Онкологические заболевания - ну, конечно, здесь есть еще и онкология. Заболевания органов дыхания… Вот, наконец-то, самоубийства - 416. Всего четыреста шестнадцать? Ого!… Дальше идут несчастные случаи - 97. Даже если все эти случаи - не что иное, как нерасследованные самоубийства (какой-нибудь подопечный, собравшийся на тот свет, не стал вешаться, а залез на крышу и слетел оттуда, не оставив записки), даже если это так, все равно сумма получается впятеро
Я выключил и убрал "карманник", задернул молнию на брюках и вышел из туалета в коридор, где меня с самым решительным видом дожидалась Фридди.
– Ну пойдем!
– низким голосом сказала она.
Мы вошли в ее номер. До момента, когда я должен был предстать перед Беннетом, оставалось минут сорок пять, причем десять - пятнадцать из них мне предстояло затратить на дорогу до штаба. Значит, мы располагали не более, чем получасом, из которого Фридди явно не собиралась потерять ни секунды.
Фридди отстегнула кобуру с пистолетом и отбросила в сторону.
– Пойдем под душ вместе, - сказала она.
– Так будет быстрее. И лучше.
– Понимаешь, Фридди…
Она протянула свою лапищу и решительно взялась за мой пояс.
– Фридди, милая…
– Дурачо-ок, - проворковала она прерывающимся голосом и с силой потащила меня к себе, - ах ты, дурачок!
Фридди обхватила меня и вдавила в свое огромное, горячее тело. Я ощутил себя муравьишкой, утопающим в расплавленной смоле. Ее бездонный рот жарко раскрылся и, точно сильнейший насос, больно втянул мои губы. Хуже всего было то, что при этом верхняя губа Фридди, выворачиваясь, залепила мне и ноздри, я задыхался. А ее рука уже уверенно скользнула вниз от моего пояса. Фридди явно собиралась меня изнасиловать, и после нескольких энергичных манипуляций ее сильных пальцев я почувствовал, что замысел ее имеет все шансы увенчаться успехом. Кажется, она уже решила пренебречь душем и нацелилась просто закинуть меня на кровать.
В этот самый миг в моей форменной рубашке, почти раздавленный могучим бюстом Фридди, вдруг запищал "карманник", и голос Беннета резко произнес:
– Мистер Фомин! Судя по сигналу, вы уже где-то поблизости от штаба. Я прошу вас поторопиться, вы мне срочно нужны.
Я вырвался из объятий Фридди, достал "карманник" и с трудом произнес онемевшими губами:
– Сейчас буду.
Фридди в ярости топнула тяжелой ногой:
– Плевать, пусть подождет!
– Как можно, милая? Мы - офицеры, служба прежде всего.
Она схватила меня за плечи:
– Ты убегаешь, потому что я некрасивая?
– Ну что ты!
– Я осторожно снял ее руки со своих плеч (там должны были остаться синяки), потянулся к ее лунообразной голове, погладил соломенный ежик волос, погладил толстую щеку, заглянул в круглые водянистые глаза и, отступая, сказал проникновенно: - Ты очаровательна.
– Врешь, врешь!
– закричала она.
– Я все понимаю! Конечно, красота стоит денег. Но ничего: я откладываю свое жалованье и через год вернусь в Стокгольм с хорошим банковским счетом. Перестрою лицо в лучшей клинике пластической косметики, я уже выбрала себе образец, подтяну фигуру. Ты увидишь, какой я стану… Нет, я позвоню тебе еще раньше! Я прилечу к тебе в отпуск!
– Буду ждать, - проворковал я, отходя к двери. Я не сомневался, что она никогда не позвонит. Надо было только постараться в "Сиснеросе", в оставшееся время, не оказаться с ней опять наедине.
В дверях я спохватился:
– Прости, дорогая, один пустяковый вопрос по службе.
– Пропади она пропадом!!
– Ну, совсем пустяк, просто у меня сегодня что-то голова не соображает. Беннет говорил, что если в Совете Безопасности узнают, сколько самоубийств совершают подопечные, у вас и у него будут большие неприятности.