Последняя битва Пономаря
Шрифт:
– Я бы не советовал... – Тихо произнес Игорь Сергеевич.
– Дерзки речи твои, сын мой! – Священник разъярился не на шутку. Но Пономарь не испугался его гнева, сказав всего одно слово:
– Космэтика.
Это подействовало. Отец Евлампий сразу же утихомирился:
– И что же ты можешь поведать мне о сиих бесовских отродьях?
– А то, что все правительство уже состоит из них. Я специально не узнавал, но вполне вероятно, что Святейший Синод тоже...
Деревенский пастырь только сверкнул глазами, но сумел сдержаться и обронил лишь:
– А поподробнее?
И Дарофееву очередной раз пришлось рассказать историю зловещей секты.
За
Владимир Иванович, выслушав доклад своих химиков, остался весьма доволен и результатами, и темпами их работы. Но окончательный продукт должен был появиться только к завтрашнему утру, а до этого времени надо было еще дожить.
Привезенное Кикозом вещество уже разделили на дозы, развели водой и запаяли в ампулы. Взяв с собой коробочку с несколькими десятками таких стекляшек, Рыбак отправился в свой офис. Там он оделил ими весь персонал, и, не объясняя причин, дал распоряжение о поголовном приеме этого вещества.
Добравшись, наконец, до своего компьютера, Владимир Иванович просмотрел полученные за время его отсутствия электронные сообщения. Картина вырисовывалась более чем тревожная. Цены на наркотики подскочили более чем вдвое, но нечем было обеспечивать спрос. Несколько десятков рядовых драг-диллеров были убиты озверевшими наркоманами. Не было практически ни одной больницы или аптеки, которая не подверглась бы нападению. Несколько крупных партий наркотиков находились на подходе к Москве, но было совершенно неизвестно, дойдут ли эти вещества до потребителей. Все проторенные тропы оказались блокированы или исчезли вместе с сотнями мелких оптовиков. Всю инфраструктуру распространения наркотиков надо было возрождать.
Но, вместе с этими скверными новостями пришла и парочка хороших. Аналитики Рыбака прогнозировали дальнейший развал наркомафии, однако сообщение от Драйвера делало общую картину не столь удручающей. По его прогнозу к сегодняшнему вечеру положение должно будет стабилизироваться, после чего пойдет постепенный рост положительных изменений и, через шесть дней вся свистопляска с Космэтикой должна закончиться.
Владимир Иванович дважды перечитал этот анализ, но так и не понял, на основании каких фактов Драйвер делает такие оптимистические выводы. Отправив компьютерщику требование подтвердить его выкладки, Зарайский принялся читать депешу из центра подготовки наркозомби. Там говорилось, что выжили, против ожиданий, все «неподдающиеся» и спрашивалось: не уничтожить ли, на всякий случай, лишних? Едва прочитав эти строки, Рыбак тут же вызвал по селектору группу боевиков, отключил компьютер и через несколько минут кавалькада из трех машин уже мчалась в Мытищи.
Не прошло и часа, как Рыбак был на месте. Бункер, в котором проходила подготовка наркозомби, строился по личному проекту Гнуса и Владимир Иванович, узнав об этом сооружении из попавших в его руки бумаг, знал, что кроме казавшегося единственным входа, туда ведут еще два запасных. Их планировалось использовать как пути возможного отступления, но ныне о них знал лишь Зарайский.
Один из этих «путей отступления» находился прямо на трассе в двухстах метрах от центрального входа в
Кикоз и его ребята успели вовремя. Один врач из персонала, которому поручили обработку «неподдающихся», оказался подверженным действию эгрегора Космэтики. Он, сперва действуя исподволь, как мог, саботировал процесс. Когда же это не удалось, попытался убить и своих коллег, и подопытных. И лишь вмешательство боевиков, прибывших с Зарайским помогло предотвратить гибель всех, бывших в бункере.
Едва предатель был изолирован, ибо застрелить или уничтожить его иным способом, пока он находился под опекой Космэтики, не представлялось возможным, Рыбак уже выслушивал доклады своих специалистов. По их словам, практически все наркозомби уже были готовы. На их создание, вопреки ожиданиям Владимира Ивановича, ушло всего около полутора суток, и теперь в распоряжении Кикоза оказался огромный отряд практически непобедимых наркобоевиков.
Около часа ушло только на знакомство с новой боевой единицей наркомафии. После разного рода тестов, которые продолжались еще несколько часов, Рыбак отобрал тех, кого он мог бы дать в поддержку Пономарю. Наркоделец прекрасно понимал, что передавать целителю самых лучших было бы непростительной ошибкой. Поэтому он отметил тех, кто условно занял вторые и третьи места. Таких оказалось пятеро. Скрипач, Гамлет и Лапа были гипнотически обучены энергетическому каратэ. Кот являлся прекрасным разведчиком, умевшим пройти по любой поверхности, хоть вертикальной, хоть горизонтальной. И последний, пятый, Партизан. Этот оказался снайпером. Но мало того, что он умел с завязанными глазами определить нахождение цели, так он еще мог стрелять и без физического оружия, посылая в противника микроскопические энергетические пули.
Взяв с собой эту пятерку, Владимир Иванович распорядился отвезти остальных на одну из своих баз. Сам же Рыбак направился на Проспект Вернадского в гости к Пономарю.
После смерти Репья зона вся притихла. Никто больше не домогался ни к Михаилу Львовичу, ни к его новым друзьям-Апостолам. Но, как резонно предполагал Грибоконь, это было лишь временное затишье.
И на промзоне, и в отрядных секциях арестанты обсуждали таинственную гибель блатного. Кончина Репья обрастала вымышленными деталями, и заключенные, все как один, склонные к мистике, сходились на одном – это была кара за беспредел. И уже на исходе вторых суток коллективный разум зэков вычислил того, кто осуществил эту месть – Шаман.
Зэковский телеграф заработал, и Грибоконь, внезапно для себя оказался в центре внимания. Не проходило и получаса, чтобы к нему не подходил какой-нибудь работяга.
– Слышь, Шаман...
– Чего тебе?
– Тут за тебя базарят...
– Пусть себе. Мне-то что?
– Так это... На меня тут Кривой (Шпала, Череп, Сом, Беспалый...) наехал.
– И чего?
– Так это... Я думал...
– Я тебе что? Палочка-выручалочка?
– Нет, но...
– Все, свали!
Такие разговоры происходили постоянно, на каждом шагу и всего за один день успели так надоесть Михаилу Львовичу, что тот, презрев все тюремные нормы, готов был заранее послать любого подошедшего к нему в одиночное эротическое путешествие. Но арестанты не отставали. Грибоконю пытались всучить чай, конфеты, деньги. Он же с негодованием отказывался.