Последняя битва (с иллюстрациями)
Шрифт:
…Ришда-тархан медленно вышел вперёд и повернулся к белому камню.
– Слушайте меня! – крикнул он. – Если кабан, собаки и единорог сдадутся на мою милость, я сохраню им жизнь. Кабана отправят в сады Тисрока и посадят там в клетку, собак – в конуры Тисрока. А единорогу я отпилю рог, и он будет возить повозку. Но орёл, дети и тот, кто был королём, будут принесены в жертву Таш этой ночью.
Лишь грозное рычание раздалось в ответ.
– Вперёд, воины! – сказал тархан. – Зверей убить, двуногих взять живьём.
Началась
Надежды на победу не было. Не только потому, что врагов было неизмеримо больше, но, главное, из-за их копий. У первых тархистанцев, тех, что были с Обезьяном вначале, копий не было: они проникали в Нарнию по одному, по двое, выдавали себя за мирных торговцев и, конечно, не могли взять с собой копий – ведь их нелегко спрятать. Эти же тархистанцы явились позже, когда Обезьян уже вошёл в силу, и могли идти открыто. Копья всё меняли. Если быть проворным и не терять самообладания, длинным копьём можно убить кабана прежде, чем он достанет вас клыками, и единорога прежде, чем он пронзит вас рогом. И вот теперь ровный ряд копий надвигался на Тириана и его последних друзей. Через мгновение они уже бились за свою жизнь.
В некотором смысле это совсем не так плохо, как можно вообразить. Когда каждый ваш мускул в напряжении, когда вы то пригибаетесь, чтоб увернуться от копья, то прыгаете через него, ныряете вперёд, отскакиваете назад, крутитесь на месте – у вас просто не остаётся времени на страх или отчаяние. Тириан знал, что теперь он никому не может помочь – все они обречены. Он мельком видел то поверженного кабана, то яростного Алмаза. Краем глаза он заметил, что огромный тархистанец куда-то тащит Джил за волосы. Но думать об этом он не мог. Он думал лишь о том, как бы подороже продать свою жизнь.
Хуже всего было то, что он никак не мог сохранить свою позицию у белого камня. Когда человек дерётся разом с полдюжиной врагов, он использует любую возможность поразить противника и стремительно бросается всякий раз, когда видит незащищённую грудь или шею. Несколько ударов – и вы уже очень далеко от прежнего места. Тириан вскоре обнаружил, что всё время отступает вправо, то есть к хлеву. Мелькнула мысль, что очень важно держаться от него подальше. Но он не мог вспомнить почему. И сделать ничего не мог.
Неожиданно всё стало очень отчетливым. Он увидел, что дерётся с самим тарханом. Костёр (вернее, уже одни уголья) был прямо перед ним. А за спиной – открытая дверь. Два тархистанца стояли наготове, чтобы захлопнуть её, как только он окажется внутри. Он вспомнил всё и понял, что враги специально теснили его к хлеву. Подумав об этом, он стал биться с тарханом изо всех сил.
Тут новая мысль пришла ему в голову. Он бросил меч, нырнул вперёд (ятаган просвистел у него над головой), схватил тархана за пояс и прыгнул в хлев с криком:
– Иди же и встреться с Таш сам!
Раздался оглушительный грохот. Как в тот раз, когда в хлев кинули Обезьяна, земля задрожала и что-то ослепительно вспыхнуло. Тархистанские солдаты завопили: «Таш! Таш!» – и в ужасе захлопнули дверь: если Таш захотела получить самого командира, пусть получит. Они-то уж, во всяком случае, с Таш встречаться не хотели.
В первый момент Тириан не понимал, где он и даже кто он. Потом взял себя в руки и огляделся, моргая. В хлеву вовсе не было темно! Наоборот, там было очень светло, потому-то он и моргал.
Он повернулся к противнику, но тот на него не глядел. Ришда вперился во что-то взглядом и дико вскричал; потом закрыл лицо руками и упал ниц, лицом в землю. Тириан повернулся в ту сторону, куда смотрел тархан. И всё понял.
Ужасное существо приближалось к ним. Оно было меньше, чем тот призрак, который они видели у башни, хотя гораздо больше человека, и, несомненно, это был он же: с головой грифа и с четырьмя руками. Мертвящее карканье вырвалось из его клюва:
– Ты звал меня в Нарнию, Ришда-тархан. Я здесь. Что хочешь ты сказать?
Но тархан не поднял лица и не промолвил ни слова. Его трясло, словно от икоты. Он был храбрым воином, но половину своей храбрости потерял этой ночью, когда заподозрил, что в хлеву действительно Таш. Вторая половина покинула его теперь.
Вдруг Таш нагнулась и, как курица хватает червяка, схватила в когти несчастного Ришду и зажала его под мышками правых рук. Затем повернула голову и уставилась на Тириана своим ужасным глазом: при птичьей голове она, конечно, не могла смотреть прямо.
Но тут за её спиной раздался голос, сильный и спокойный, как летнее море.
– Убирайся, чудовище, туда, где твоё место, и забери свою законную добычу. Во имя Аслана и его великого Отца, Заморского Императора!
Отвратительное создание исчезло с тарханом под мышкой. Тириан посмотрел, кто это говорит, и сердце его забилось так, как никогда не билось даже в бою.
Семь королей и королев стояли перед ним в коронах и блистающих одеждах. На королях поверх одежд были блестящие кольчуги, и в руках они держали обнажённые мечи.
Тириан учтиво поклонился и собирался заговорить, когда младшая из королев засмеялась. Он вгляделся в её лицо и онемел от изумления. Он её узнал: это была Джил. Но не та Джил, которую он видел последний раз – с грязным заплаканным лицом, в старом полотняном платьице, наполовину сползшем с одного плеча. Теперь она была спокойной и свежей, такой свежей, словно только что вылезла из ванны.
Сперва он подумал, что она стала старше, потом решил, что нет, а впрочем, он так и не мог никогда решить этот вопрос. Потом он увидел, что младший из королей – Юстэс – изменился не меньше Джил.