Последняя глава (Книга 1)
Шрифт:
– Беда нашего и вашего государственного устройства в том, профессор, сказал Адриан, - что целый ряд реформ, назревших в сознании народа, не осуществляется по одной простой причине: избранные на короткий срок правители на это не решаются, боясь потерять свою мнимую власть.
– Тетя Мэй, - тихонько вставила Динни, - на днях мне сказала: почему бы не избавиться от безработицы, приняв программу перестройки трущоб, и не убить двух зайцев сразу?
– Да ну? Прекрасная мысль!
– сказал Халлорсен, обратив к ней свое
– Денежные магнаты, - сказала Диана, - хозяева трущоб и строительной промышленности, этого не допустят.
– Нужны ведь и деньги, - добавил Адриан.
– Ну, это просто. Ваш парламент может взять на себя необходимые полномочия для такого важного дела; и почему бы ему не выпустить заем? Деньги-то ведь вернутся; это же не военный заем, от которого ничего не остается, кроме порохового дыма. Сколько у вас идет на пособия по безработице?
Никто из присутствующих не мог на это ответить.
– Наверно, то, что вы сбережете на пособиях, с избытком окупит любой заем.
– Беда в том, что нам не хватает простодушной веры в свои силы, - с невинным видом произнесла Динни.
– Тут нам далеко до вас, американцев, профессор Халлорсен.
На лице американца промелькнула мысль: "Ну и ехидна же вы, мадам".
– Что ж, мы, конечно, проявили большое простодушие, когда пришли сражаться во Францию. Но мы его потеряли. В следующий раз предпочтем посидеть у своего камелька.
– Неужели в тот раз вы были уж так простодушны?
– Боюсь, что да, мисс Черрел. Из ста американцев не найдется и пяти, кто бы считал, что немцы представляют для нас, по ту сторону океана, хоть малейшую опасность.
– Так мне и надо, профессор.
– Что вы! Я совсем не хотел... Но вы подходите к Америке с европейской меркой.
– Вспомните Бельгию, профессор, - сказала Диана, - вначале даже мы были простодушны.
– Простите, мадам, но неужели судьба Бельгии действительно вас так тронула?
Адриан чертил вилкой круги на скатерти; теперь он поднял голову.
– Меня судьба Бельгии тронула. Впрочем, я не думаю, чтобы это имело политическое или иное значение для генералов, адмиралов, крупных дельцов для большей части власть имущих. Все они знали заранее, что в случае войны мы неизбежно окажемся союзниками Франции. Но на простых людей, вроде меня, и на добрые две трети населения, не ведавшего, что творится за кулисами, словом, на рабочий класс в целом, - события эти произвели огромное впечатление. Мы словно увидели, что, как бишь его, "Человек-гора" напал на самого маленького боксера легкого веса, а тот принимает удары и дает сдачи, как настоящий мужчина.
– Вы это здорово объяснили, - сказал Халлорсен.
Динни вспыхнула. Неужели этот человек способен на великодушие? Потом, словно испугавшись, что такая мысль - предательство по отношению к Хьюберту, она колко заметила:
– Я читала, что трагедия Бельгии проняла даже Рузвельта {Речь идет о Теодоре Рузвельте (1858-1919), президенте США в 1901-1909 годах.}.
– Она многих у нас проняла, мисс Черрел; но Европа от нас далеко, а на воображение действует только то, что случается рядом.
– Ну да; к тому же, как вы сами сказали, в конечном счете вы все же не остались в стороне.
Халлорсен пристально поглядел в ее наивное лицо, поклонился и промолчал.
Но, прощаясь с ней в конце этого не совсем обычного вечера, он заметил:
– Боюсь, что вы на меня сердитесь, мисс Черрел.
Динни улыбнулась и ничего не ответила.
– Все-таки позвольте надеяться, что я вас еще увижу.
– Вот как! А зачем?
– Может, мне удастся изменить ваше мнение обо мне.
– Я очень люблю брата, профессор Халлорсен.
– - А я все же думаю, что ваш брат насолил мне больше, чем я ему.
– Надеюсь, будущее подтвердит, что вы правы.
– Это звучит грозно. Динни только кивнула.
Она поднялась в свою комнату, кусая губы от злости. Ей не удалось ни покорить, ни уязвить противника; и вместо откровенной вражды он вызывал у нее какие-то противоречивые чувства.
Его рост давал ему какое-то обидное преимущество. "Он похож на этих субъектов в штанах с бахромой, из кинофильмов, - думала она, - на ковбоя, который похищает девчонку, а она не очень-то сопротивляется, - он смотрит на тебя так, словно ты уже лежишь у него поперек седла. Первобытная грубая сила во фраке и белой манишке! Сильная, хотя отнюдь и не молчаливая личность!"
Окна ее комнаты выходили на улицу, и ей были видны платаны на набережной, Темза и широкий простор звездной ночи.
– Не поручусь, что ты уедешь из Англии так скоро, как думаешь, сказала она вслух.
– Можно войти?
Она повернулась и увидела в дверях Диану.
– Ну, Динни, как вам понравился друг наш - враг наш?
– Герой из ковбойского фильма пополам с великаном, которого убил мальчик-с-пальчик.
– Адриану он понравился.
– Дядя Адриан слишком много общается со скелетами. Когда он видит упитанного человека, он теряет голову.
– Да, это "настоящий мужчина", - говорят, они покоряют женщин с первого взгляда. Но вы вели себя отлично, Динни, хотя вначале глаза у вас метали молнии.
– Но ведь они его не испепелили! И даже не обожгли.
– Ничего! У вас еще все впереди. Адриан попросил леди Монт пригласить его на завтра в Липпингхолл.
– Неужели?!
– Вам остается только поссорить его там с Саксенденом, и дело Хьюберта в шляпе. Адриан нарочно не сказал вам об этом - боялся, что вы себя выдадите. Профессору захотелось отведать английской охоты. Бедняга даже не подозревает, что попадет в логово львицы. Ваша тетя Эм, наверно, его очарует.