Последняя игра
Шрифт:
Взревели сзади три мощных мотора, к крикам ментов присоединились матюги байкеров, а Андрей, стараясь не уходить далеко от проспекта, прыгал на чужой «Ямахе» с кочки на кочку, перелетал через канавы, вырванные светом фары из темноты, и взлетал на трамплинах мусорных куч. Он уверенно развернул мотоцикл навстречу преследователем и рискованно проскочил сквозь строй байкеров, стараясь не сбить прыгавших сзади ментов. И только тогда увидел то, что могло его сейчас спасти.
На «восьмерку» свернула черная «Волга», остановилась, оттуда выскочили
Глава двадцать третья
Настя понимала, что сопротивляться троим здоровым мужикам бесполезно, но ничего не могла с собой поделать. Что же ей – самой раздеваться и под них ложиться? Нет уж… Четвертый, парень в спортивном костюме, до этого сидевший на лавочке, отправился за пивом и закуской – по команде Сереги. Он здесь, видимо, выполнял роль банщика-сторожа-буфетчика.
– И горячего пусть сделают. Мяска какого-нибудь хорошего, – крикнул ему вдогонку Леха.
– Да, пацаны, – иронически заметил Голый. – А собирались без баб, мальчишник как бы устроить. Не получается у нас без баб, скажи, Леха?
– Ага, – улыбнулся тот. – Не получается. И хорошо. Дай-ка я позвоню… А то чего одна эта… Только разойдешься. Ее на троих не хватит…
– Это мы еще посмотрим, – сказал Серега. – Ну, ты чего приуныла, девушка? Такая смелая была во дворе… Давай, давай, не раздевать же тебя… Ботинки снимай, а то в парилку-то в ботинках – западло.
Настя стояла, не пытаясь даже освободить руки, прижатые к бокам спущенной курткой.
Леха зашел сзади и крепко взял ее удивительно сильными пальцами за шею.
– Не дергайся.
Его рука скользнула вниз и расстегнула «молнию» на ее джинсах. Чтобы показать, что шутки кончились, он рванул куртку вниз, с силой, так что «молния» разошлась, и куртка упала к Настиным ногам. Леха стащил с нее и джинсовку, потом, взяв за воротник рубашки, сильно дернул в стороны. Посыпались по полу оторванные пуговицы, и Голый шумно сглотнул:
– Ты, Леха, заводной…
Голый быстро и неожиданно нагнулся, схватил Настю за щиколотки и поднял ее ноги: Теперь она висела, удерживаемая сзади горячими Лехиными руками и за ноги – Голым.
– Давай, Серега, ботинки с нее стащи, сколько с ней тут валандаться… У нее шок от страха…
– А на хуя? – спросил Серега. – Хочет в ботинках – пусть в ботинках…
Он щелкнул выкидным ножом, шагнул к Насте, запустил лезвие в ширинку и одним движением разрезал джинсы по всей длине штанины. То же самое он проделал и со второй, теперь то, что оставалось от новеньких черных джинсов, висело длинными лоскутьями, удерживаемое только кожаным широким ремнем.
– Какой кайф, – заметил Голый. – Тебе бы, бля, Серега, в порнухе сниматься. Прямо спец. Садо-мазо…
– Ща мы ей устроим садо-мазо… Щас она у нас разойдется. А то корчит из себя фригидную. А фригидных женщин нету. Есть только недотраханные…
Голый теперь держал ее за щиколотки гораздо крепче, чем раньше. Видно, тоже разошелся. Неожиданно он выпустил ее ноги и обеими руками быстро спустил с себя трусы.
– Смотри! Как? Нравится?
Настя отвернулась.
– Не-е. – Серега взял ее за подбородок и потянул вперед. – Смотри. Это тебе, чтобы червячка заморить. А главное кушанье впереди будет…
– Подождите, – сказала Настя. – Подождите. Себе же хуже сделаете…
– Чего?! – в один голос воскликнули Леха с Серегой. Голый был слишком поглощен сравнениями Настиных бедер со своими достоинствами.
– Крепкого знаете? – решилась открыться Настя.
– Крепкого? Ну. А что тебе Крепкий-то?
Голый перестал разглядывать свой пах и тоже уставился на Настю.
– Я его женщина.
– Ты?! Вот, ты то есть его баба?! Кому ты паришь мозги, дура, бля, – сказал Голый с презрительной гримасой. – Ты, бля, во дворе где-нибудь заливай. И чтобы рядом поменьше народу было, чтобы тебе шею за такие слова не отвернули.
– Я правду говорю.
– Да? – Серега выпустил Настин подбородок и почесал в затылке. – Вообще-то это возможно. Я слышал, что Крепкий там связался с какой-то малолеткой… Так хули нам теперь твой Крепкий? Даже если ты его баба? Крепкий теперь – никто. Да и вообще он на нарах отдыхает. И…
– Уже не отдыхает.
– Иди ты? Не отдыхает. А где же он? В сторожа подался? Бригаду-то его всю замочили, до последнего пацана. Так нам теперь что твой Крепкий, что вон, – он махнул рукой в сторону двери в парилку, – Мишка-банщик. Поняла, соска? Ты моли Бога, чтобы твой кореш деньги привез вовремя…
Настя и не заметила, когда Серега с Лехой успели раздеться. Видимо, в процессе возни она была так поглощена собой, что не обращала на это внимания.
– Ну, пошли по первому заходу, – сказал Голый и, взяв Настю в охапку, швырнул в полумрак парной.
…Она перестала ощущать течение времени, стараясь только правильно расслаблять и напрягать мышцы, чтобы не получить серьезных повреждений. Теперь она думала только об этом, задыхаясь в удушливом пару, пахнущем пивом, вениками, какой-то травой…
Она старалась не закрывать глаза, чтобы видеть и знать, с какой стороны и от кого ожидать следующего хода.
По парной прокатилась волна холодного воздуха, и Настя каким-то шестым чувством поняла, что сейчас все кончится. Залитое потом, скользкое и самое отвратительное из трех, тело Лехи, волосатое, неловкое, больно бившее ее коленями и локтями, вдруг обмякло и навалилось на нее всей своей тяжестью. Силы у нее еще оставались, и она чуть сдвинулась в сторону, спихнула с себя воняющую тушу, и та, к удивлению Насти, съехала по ступенькам вниз, стукаясь головой и неловко зацепляясь руками о перильца. И только когда Леха шлепнулся на пол, она увидела в его спине широкую красную дыру.