Последняя Империя
Шрифт:
– Выкорчевали?
– Полностью и без остатка.
– Но Старого-то Колдуна, выходит, упустили!
– Не упустили, - неохотно ответил капрал.
– Отрубили ему голову, а он, понимаешь, ожил. В кошку обернулся или крысу. Удрал.
– Джуджелис понизил голос до хриплого таинственного шепота.
– Не первый раз приходит, видали его уже. Но теперь ему крышка: влипнет. Приняты меры в общеимперском масштабе, понял? Подступы к столице надежно охраняются. Каждому полицейскому вручен фотографический портрет Старого Колдуна...
– А если он обличье переменит?
– тоже шепотом спросил солдат.
–
– рявкнул Джуджелис.
– Слушаюсь!
– часовой в темноте вытянулся в струнку. Однако, помолчав, спросил нерешительно: - А как же собачка?
Джуджелис опешил:
– Какая еще собачка?
– Говорили вы, господин капрал: гуляет колдун с собачкой. Стало быть, на собачку он все время дышит! А почему она не помирает?
Джуджелис тяжело захрипел в темноте. Солдат ощутил запах крепкой дешевой махорки. Лапищи капрала ухватили его за отвороты мундира, тряхнули так, что хрустнули позвонки.
– Не много ли ты стал вопросов задавать? И вопросы все не те. Не те!
– Так точно, не те!
– каялся оглушенный новобранец.
– Виноват, господин капрал!
– То-то, - сказал Джуджелис, отпуская его.
– Я тобой отдельно займусь. Выясню, кто влияет.
– Осмелюсь доложить...
– На посту не разговаривать!
– зарычал Джуджелис.
– Глядеть пуще! В случае чего стрелять без предупреждения!
– Слушаюсь, господин капрал!
Рассерженным медведем капрал пошел ломиться в темноту, и часовой еще долго слышал его затихающие хриплые проклятья.
2. ВРАГ У ВОРОТ
Обыкновенно по ночам над городом стояло зарево огней, окрашивающее облака в оранжевый цвет. Но сейчас догадаться о том, что в темноте за стеной притаилась столица империи, можно было лишь по перекличке радиодинамиков. "Тревога, тревога!" - будто попугай, выкрикивал динамик над харчевней "Дядюшка Мирбо" - самый ближний. "Вога... вога... ога!" вперемежку с эхом отзывались те, что подальше. И проходило не меньше минуты, пока самый дальний, окраинный, что над складом "Токтима и сыновья. Рогожа и кожи" не произносил вдруг тихо и явственно: "Тревога". Не дав ему поставить восклицательный знак, "Дядюшка Мирбо" принимался вопить: "Не спите, не спите, часовые!" "Пите-ите-сите-вите-вые!" - проносился над городом гулкий радиоветер.
"И дернуло меня за язык, - с тоской размышлял новобранец.
– Будто впервой... И никогда у них не поймешь, правду говорят или... брешут! подумав это, он опасливо повертел головой.
– Пока слушаешь, развесив уши, ты хороший, достойный доверия и все прочее. А чуть начнешь вникать, сразу на тебя: "Как стоишь? Заразился гнусным критиканством? Я тобой займусь!" он мысленно передразнил капрала.
– И займется, вынет душу, хрипун!
– тут солдат спохватился.
– Ой, что это я? О чем думаю? И где - на посту! Позор! Доложить придется по начальству. Или... не докладывать?
– он погадал на пальцах.
– Доложить - не доложить.
– Получилось, что не доложить.
– Как это не доложить? До чего дойдет армия с такими солдатами? А со мной... Со мной что будет? Ладно. Для первого раза, - стал говорить себе солдат строгими уставными словами, - ограничусь внушением... и предупреждением, но чтобы это было в последний раз! Начальство всегда говорит одну голую правду... и про собачку, и про Старого Колдуна, хоть я и думал, что это сказочки. И я должен быть бдительным, потому что указанный Старый Колдун в данный момент, возможно, приближается к моему посту..."
И надо же было случиться, что как раз в эту самую минуту до ушей новобранца издали донесся чей-то жалобный голос:
– Джип, Джип...
Солдат вздрогнул. "Почудилось?
– подумал он.
– Наговорят тебе всякого, поневоле жутко станет... Старый Колдун, слыхал, детишками питается. Трехлетними. У него желудок больной, от злости. Которые детишки постарше, считает, жестковаты. Но мне-то не три годика, ха-ха!
– но он не смог выдавить из горла даже деланного смеха.
– Темно... Не разглядеть... Крысой прикинется, подберется..."
– Джип, Джип!..
– жалобный голос приближался.
– Ну, скоро, а?
– Не ной, - ответил другой голос.
– Устал я... Надоело мне...
"Будто душа загубленная стонет", - подумал часовой.
– Заткнись, бродяга, - сказал второй голос, уверенный, нахальный.
Новобранец щелкнул предохранителем автомата и с тоской подумал, что это бесполезно. Какое оружие годится против призраков, а тем более колдунов?
– Скоро, а?
– спросил ноющий голос совсем близко.
– Кажется, пришли, - ответил нахальный голос.
– У-уф-ф...
Месяцу любопытно было поглядеть на происходящее, он высунул из тучи свой зазубренный краешек. Новобранец увидел в нескольких десятках шагов от себя двух оборванцев, которые тащили тяжелый чемодан на трости, продетой сквозь ручку.
– Ага, вижу ворота, - сказал нахальный голос.
– Все, Пип! Вот она, столица империи. Только чего они в темноте сидят, а?
– Джип, Джип!
– простонал Пип.
– Дай я тебя поцелую.
– Отстань, это негигиенично, - ответил Джип.
– И чего радуешься? Городишко-то - тьфу... Погань. Дыра.
"Как он смеет!" - пронеслось в голове часового. Он трясущимися руками поднял автомат, но не мог ни прицелиться, ни выстрелить. Оборванцы его не заметили, а месяц, наскоро удовлетворив любопытство, снова убрался по своим делам.
– Чего же ты сюда так торопился?
– ехидно спросил Пип.
– У меня, может быть, дело есть. А тебя, беднягу, жаль.
– Меня жаль?
– возмутился Пип.
– Да я не помню, сколько лет мечтал тут оказаться! Надоели мне эти революции - во!
– наверное, он провел ребром ладони по горлу.
– Ни твердого порядка, ни твердой валюты. Все подавай национализацию, долой безработицу, а что я без работы остаюсь - никому дела нет. Это называется забота о человеке!
Джип засмеялся.
– Ну их всех к черту, - распалялся Пип.
– Порядочные люди все давно сюда сбежали, один я остался. Ведь додумались: преступников не наказывают, а лечат, как психов! В Синг-Синге - шикарная больница для воров! Теряешь самоуважение. Мне предлагали учиться на слесаря. Мне!
"Явились из-за границы, - лихорадочно соображал часовой.
– Нельзя слушать!
– он поднял автомат, но передумал.
– Надо подслушать".
– Может быть, ты мне еще пригодишься, - сказал Джип.
– Да, пожалуй, найдется тебе работенка. В этой столице, Пип, по устаревшим данным, прописано двести сорок девять королей, прогнанных со всех континентов. Займешься королями, Пип. Я не возражаю.