Последняя Империя
Шрифт:
– О чем?
– Не вникал. Нешто до того, знай подава-ай!
– он широко повел рукой и вдруг улыбнулся до странности детской улыбкой.
– А за этим самым столиком сидит он, бывало, думает...
– Кто это?
– спросил заинтересованный посетитель. Но трактирщик его не замечал и не слышал.
– ...строчит карандашиком в книжечке. Вокруг дым, гомон, а ему хоть бы что. Подойдешь: мешают вам, поди, не хотите ли в отдельный кабинетик удалиться? Смеется. "Мне, говорит, тут хорошо... Светло, говорит, у вас". Светло! Вот мне раз туго пришлось. Я говорю ему: так, мол, и так. Опять смеется. "Пустяки,
– Да про кого это вы?
– спросил посетитель, мучаясь острым любопытством.
– Простите, заболтался, - глухим голосом пробормотал трактирщик.
– Не бойтесь, черт побери, будьте откровенны!
– воскликнул посетитель.
– Я сам не умею держать язык на привязи. Смешно! Наше семейство пережило две революции, - это слово он произнес шепотом, - после этого поневоле станешь в некоторой степени, - шепотом, - демократом, или по крайней мере, - шепотом, - либералом. Вообразите, ведь потихоньку почитываю даже, снова шепотом, - Вольтера и других этих... у него есть занятные штучки, "Орлеанская девственница" допустим, а у Дидро...
– посетитель залился заразительным хохотом, хлопая себя по коленям.
– Иногда я смотрю на себя в зеркало и думаю: Луи, кто ты? Да ты же настоящий красный! А? Каково? Так что не стесняйтесь меня, друг мой. Ну-ну, выкладывайте: про кого вы тут говорили?
– Нельзя про это, господин. Запрещено.
– Даже мне нельзя?
– Никому.
– Нельзя быть таким букой, трактирщик. Что же было с этим человеком дальше?
– Нельзя, - задумавшись, проговорил трактирщик. И так же задумчиво продолжал:
– Прямо тут его и взяли, за столиком. И повели. Били, в лицо плевали. "Колдун!
– орут.
– Старый колдун!" Дураки паршивые! Наслушались вранья...
– он в страхе зажал себе рот огромной выдубленной ладонью.
– Понятно, - со значением сказал посетитель. Наклонился, стал читать сделанную карандашом полустертую надпись на столе: - "Здесь такого-то числа... такого-то года был арестован... уведен на казнь величайший ученый столетия. Позор!" У вас странный образ мыслей, трактирщик!
– Это не я, - трактирщик замотал тяжелой головой.
– Это студент какой-нибудь... затаившийся... скрытый... руки оборву! Позволите стереть?
– И вы хорошо сделаете, если будете держать свой странный образ мыслей при себе, - строго продолжал посетитель.
– Сотрите!
Трактирщик услужливо кинулся к столику.
– Коньяк? Арманьяк? Бургоньяк?
– стал он спрашивать, преданно заглядывая в глаза посетителю.
Тот кисло ответил:
– Ни то, ни другое, ни третье. Вы мне окончательно испортили настроение. Чтобы его исправить, мне придется самому прогуляться по вашему погребу и сделать выбор на месте. Разрешаете?
– Окажите честь!
– трактирщик слегка поклонился, обнаруживая зачатки хорошего воспитания.
2. ТРАКТИРЩИК И ВТОРОЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Гость давно спустился в погреб, а хозяин трактира все еще стоял возле стола, морща лоб, разбирал надпись и бормотал: "По-озор... Дураки паршивые... Руки оборву..." Потом отошел от стола, снова кинулся к столу, принялся стирать надпись. В это время дверь открылась и вошел диковинный старичок в очках и домашних туфлях. По всей его повадке было видно, что он неплохо знает, как отворяется дверь в трактире "Угрюмая устрица".
– Ага, светло!
– сказал старичок и заспешил к тому самому столику, над которым с тряпкой в руках стоял трактирщик.
На малоподвижном тяжелом лице трактирщика недоумение мгновенно сменилось ужасом. Он попятился перед старичком, не решаясь повернуться к нему спиной - пятился пока не уперся в стойку. Тут он и остался, у своего убежища, у самого надежного места на земле. Все лицо его приобрело цвет старого жира. А старичок не замечал этого. Он бубнил себе под нос:
– Тут, заметьте, коллега, возникает пульсационный кориомомент. Второе...
Серые губы трактирщика шевельнулись, беззвучно произнеся:
– Спаси нас и помилуй...
Старичок скороговоркой продолжал:
– Небель-функция с очевидностью приведет... Трактирщик, дайте мне кофе и много сахару, как обычно.
Трактирщик приподнял пудовую руку и медленно перекрестил старичка. Но старичок преспокойно остался где был. "Крест святой не действует, пронеслось в голове трактирщика.
– Конец света... мертвые восстанут... и всякая такая чепуха". А старичок укоризненно сказал ему:
– Вы медлительны, мой друг. Я ведь просил кофе.
– Ко-офе?!
– выдавили серые губы трактирщика.
– Кофе? Вы что - живой, что ли?
– Уж не думаете ли вы, что я призрак?
– сказал старичок.
– Я изучил этот вопрос и могу поделиться с вами любопытнейшими данными, но я не призрак. Кофе, прошу вас.
– Вы живой?
– все еще не веря, сказал трактирщик.
– Можете меня потрогать, - пожав плечами, отозвался старичок. Трактирщик боязливо приблизился, осторожно дотронулся до руки старичка. И все его неуклюжее бычье туловище затряслось от рыданий. Размазывая кулачищами слезы по лицу, он срывающимся голосом выговорил:
– Мы с вами не виделись, господин профессор...
– Да, - подхватил старичок, - пять лет одиннадцать месяцев тридцать дней. То есть ровно шесть лет.
– Двадцать девять, - сказал трактирщик.
– Двадцать девять дней, господин профессор. На один день меньше.
– У вас неплохая память, - ободрил его старичок.
– Ошиблись только на день и забыли про кофе. Тридцать дней.
– Как же, - сказал трактирщик, - у меня вот записано: тридцатого июня, - он указал на надпись на столе.
– Кто же это написал?
– трактирщик снова заплакал.
– Пускай он придет, я его расцелую! Даром напою, даром накормлю, погубителя!
– Тут кое-что сильно преувеличено, - сказал профессор, прочитав надпись.
– Я не был здесь тридцатого. Это сказано о ком-то другом, вероятно, о Бугнере. В тот день я был уже довольно далеко отсюда.
– Да. Очень далеко, - сказал трактирщик загадочно и со значением.
– ...и занимался делом чрезвычайной сложности. Оно неплохо удалось.
– Это я вижу, - сказал трактирщик.
– Вы таки ухитрились вернуться.
– Вы имеете в виду - с того света?
– Конечно. Нет, я верю, что вы живой. Знаете, я даже не очень удивляюсь: вы столько умеете, господин профессор, вам это, наверно, было не так трудно.