Последняя из древних
Шрифт:
– Глаз-орел! – крикнул Струк.
Он ушел в дальний конец лагеря, чтобы осмотреть хижину. Она была прочно построена и надежно спрятана, но наполовину развалилась. Остался только каркас и ломкие ветки сверху. Самые толстые шкуры с мехом, которые защищали от непогоды, исчезли. Семья, должно быть, забрала их в другой лагерь. Они были тяжелыми, и их редко перемещали без повода. С толстыми шкурами всегда обращались как можно бережнее, так как для их обработки требовались время и усилия. Обычно ею занимались в разгар лета, когда солнце и жара облегчали скобление, замачивание и сушку. Обработать новую шкуру при низкой температуре было трудно. До зимних бурь не хватило бы времени.
Внимание Дочери привлекла ворона, взмахнувшая крыльями над головой. «Кар-кар-кар», – сказала птица, жиревшая на смерти и крови.
– Глаз-орел, – снова произнес Струк.
На этот раз в его голосе не было ни возбуждения, ни удивления. Он стоял позади хижины, за пределами естественных границ лагеря. Но не столько его голос, сколько ворона подсказала Дочери, что он нашел мертвое тело. На мгновение ее мысли обратились внутрь. Как же она не почуяла запаха тела на земле и того плоского, влажного воздуха, который всегда собирается над мертвыми? Подходя к Струку, она натолкнулась на небольшой бугор. Он сужался кверху и был покрыт свежей зеленью, гораздо более густой, чем росла вокруг. Навес пропускал немного света, но этого недостаточно для буйного роста травы. Значит, растения подпитывались снизу.
Струк выглядел расстроенным. Он нашел тело с помощью глаз, а не носа. Он отступил, приложив ладонь ко рту, не в силах ни понять увиденное, ни отвести взгляд. Первой мыслью девушки было то, что раньше она никогда не упустила бы такую очевидную вещь. Тело не было спрятано, оно лежало на виду. Его грызли и клевали падальщики, оно уже давно начало свой путь к другой стороне земли. Но оно не было похоронено или как-нибудь убрано с глаз. Либо оно умерло в одиночестве, либо его оставили на месте, потому что у остальных не было сил тащить его дальше. А может быть, они просто не хотели.
Дочь не сразу поняла, кому принадлежит тело, потому что первым делом увидела на ногах чехлы. Большая Мать рассказывала теневые истории о семьях, которые не ходили на место встречи, но Дочь никогда не видела никого из них. Может быть, это они приделывают к ногам такие странные штуки, каких нет у других зверей – ни у зубров, ни у медведей, ни у диких котов. Покрытия на ногах были сделаны из тонко обработанной шкуры, более легкой, чем зубриная, возможно, оленьей. Через края чехлов были протянуты тонкие сухожилия, плотно обернутые вокруг щиколотки и лодыжки. На подошвах была твердая смола, похожая на древесный сок, возможно, чтобы придавать ногам сил во время ходьбы. Они казались неудобными – слишком жаркие и плотные. Дочь предпочитала, чтобы ее тело было открыто ветру. Может быть, это тело умерло от перегрева или от того, что кожа не могла дышать?
Дочь перевернула остатки тела. Потребовалось мгновение, чтобы увидеть то, что она увидела. Насекомые мало что оставили. Полость для широкого носа и рыжий клок волос, который соскользнул с черепа, когда она его поворачивала. Жуки и мухи пожрали большую часть плоти, но вокруг челюсти осталось достаточно, чтобы увидеть пятна на уплощенной коже.
– Солнечный укус. – Она указала на пятна.
Судя по форме накидки из зубриной шкуры, это был кто-то из семьи. Медленно соображая, она заметила, что тело похоже на нее. Пару мгновений она не могла сообразить, где она. Может быть, она умерла и теперь лежит наполовину засыпанная землей и смотрит на себя? В этот миг все казалось возможным, но она опомнилась. Вот щель там, где два передних зуба не удержались прикрепленными к голове. Вот рога зубра на теле, а на Дочери рогов не было. Все было ясно. Дочь смотрела в лицо своей мертвой сестры.
Как будто получив удар в живот, Дочь упала на колени, и весь воздух вырвался из ее тела одним выдохом. Еще одна перемена – это уже слишком. Устоявшаяся жизнь девушки накренилась. Равновесие было потеряно. Теперь мало что удерживало ее ноги на земле, как дерево, которое становится беззащитным, когда от сильного порыва ветра падает соседнее. Ее чувства притупились. Она ничего не видела. Она утратила почву под ногами. Ее голова наполнилась шумом, и она зажала уши. Это были ее собственные крики, хотя она едва ли это сознавала.
Того, кто умирал от солнечного укуса, нужно было похоронить, чтобы спрятать от палящего солнца. Только так можно было потушить огонь, который сжег плоть. Тело, оставленное рядом с лагерем, означало, что сестра умерла последней или что другие оставили ее тело, потому что не могли иначе. Девушка упала на спину, закрыла глаза и долго лежала неподвижно. Если вся ее семья на другой стороне земли, она тоже хотела туда. Она чувствовала солнце на своем лице и просила его забрать ее.
Спустя долгое время она открыла глаза и увидела ноги. Они были пушистыми, и их было четыре. Они принадлежали Дикому Коту, который коснулся ее носа влажным кончиком своего и сморщил морду, спрашивая: «Можно мне сушеной рыбы?» Дочь была занята прощанием с землей, ей было не до голодного кота. Она снова закрыла глаза. Открыв их в следующий раз, она снова увидела ноги. Но не такие пушистые. Наоборот, на удивление безволосые, и их было две. Они принадлежали Струку. Его лицо было вытянутым и печальным. Он прижался щекой к ее щеке и по-кошачьи поцеловал в нос. Хотя они и не были кошками, Дикий Кот научил их, что иногда приятно поцеловаться носами. Таким образом Струк пытался подбодрить ее. К тому же это означало, что он голоден. Именно эти два голодных рта помешали ей остаться на другой стороне земли. К ним присоединился ребенок у нее внутри, пинаясь так, что в животе грохотало. У Дочери не было сил, чтобы оставить без внимания потребности всех мелких тел вокруг нее. Легче было встать.
Струк развел большой костер в очаге. Дочь знала, что сначала нужно устранить опасность солнечного укуса. Она прошлась вдоль внешней границы лагеря и нашла большой холм земли, поросший свежей травой. Она копнула плоским камнем достаточно глубоко, чтобы найти кость пальца. Копнула еще раз и нашла кость руки. Форма холма и рыхлость земли подсказали ей, что здесь сестра похоронила тела, чтобы спрятать их от солнца.
Она раскопала могилу сбоку и нашла место для сестры. Кости было нелегко перенести. Каждый раз, когда она собирала часть тела, другая часть отваливалась. Пришлось сделать несколько ходок, чтобы поместить тело в мелкую могилу. Не попрощавшись с сестрой, она засыпала землей кости и остатки рыжих волос. На миг Дочь прижала палец к челюсти сестры, так что его кончик пришелся на щель от выпавших зубов.
Когда стемнело, огонь стал как будто другом. Теплое чувство, которое он вызывал на протяжении многих лет, успокаивало Дочь. Уставившись в пламя, она напрягла зрение, чтобы увидеть, как внутри танцуют и качаются семьи. Она показала фигуры Струку. Она знала, что он их не видит, но он все равно кивнул. Он сел рядом с ней, и она обняла его, а Дикий Кот прижался к нему с другого бока. Когда их три тела были рядом, она могла вообразить, будто тени – это семья, танцующая внутри огня. По крайней мере, там им всегда будет тепло и безопасно. Отныне, когда Дочь начинала тосковать по семье, как в эти мгновения и еще много раз после этого, она наклонялась, чтобы поддержать пламя. Тепло огня напоминало ей о тепле семьи, которое было не просто теплом тел – в нем было столько бьющихся сердец, слышащих ушей и еще дополнительные пары глаз, которые присматривали друг за другом. Именно так тело оставалось живым. Она должна была найти новый способ. Но в тот момент она могла только смотреть в огонь и вспоминать. Тепло.
22
Дочь сунула копье под мышку. Она ждала зубров на реке, пересекающей землю ее сестры, там, где вода растекалась широким мелким озерцом. Четкие следы копыт сохранились со времени весенней переправы. Здесь не было узкой лощины и гряды скал, которые бы заставляли зверей идти друг за другом, так что использовать ландшафт в своих интересах было невозможно. На таких переправах охотники должны собирать и загонять зверей. Это был опасный способ охоты, для него требовалось гораздо больше тел. Она точно знала, что это было одно из охотничьих угодий ее сестры. Та, наверное, уже охотилась здесь прошлой осенью вместе со своей новой семьей. Осознание того, что она следует по стопам сестры, утешало Дочь и позволяло двигаться вперед. Она должна была каким-то образом добыть мясо на зиму. Чтобы так долго кормить взрослого, требовался хотя бы один крупный зубр.