Последняя любовь президента
Шрифт:
– Молодец! – говорю я.
– Кто? Она?
– Ты молодец. Ты за всеми следишь?
– Следит служба, я только слежу, чтобы следили. Государственные интересы требуют огромного внимания.
– Вот я и говорю: молодец! Так держать и дальше!
97
Киев. Июль 1985 года.
– Тут прямо, – показывает нам с мамой старушка. – Потом повернете налево и сразу увидите трехэтажный дом!
Капает дождь. Мама
Мы идем в горбольницу номер семнадцать. Туда вчера вечером отнесли Димку. Хорошо, что рядом с психушкой. Мама взволнована.
Заходим во двор.
– Травматология? – переспрашивает больничный дворник. Метла в его руках замирает. Он оборачивается на здание больницы. – Кажется, первый этаж. Только вы не через приемное идите, а во вторую дверь, там, слева!
Диму мы находим быстро. Он лежит в третьей палате. Палата небольшая. Три кровати. На одной лежит костыль. Вторая аккуратно застелена. Очевидно, свободна. На третьей – Димка с перевязанной головой.
– Ты что, идиот? – набрасывается на него мама. – Разве можно так? На двух пьяных, да еще с голыми руками?
Врач из психинтерната уже все рассказал нам по телефону. Вечером Дима, как обычно, стоял возле забора и смотрел на трамвайную остановку. Там стояла девушка. Потом к ней подошли двое выпивших парней, стали приставать. Потащили ее в лес. Тогда он и перепрыгнул через забор, бросился за ними. Одного схватил за волосы и даже вырвал у него клок. Парни бросили девчонку и избили его. Результат: синяки, ссадины, сотрясение мозга и порванная спецодежда.
– Тебе еще повезло, – продолжает мама. – Могли бы и убить!
А Дима, повернув голову, безразличным взглядом смотрит то на меня, то на нее.
– В жизни всегда есть место подвигу, – негромко произношу я, и на худом Димином лице возникает легкая улыбка.
Мама бросает на меня критический взгляд.
– Ты бы уж молчал, – говорит она. – Он-то больной, – кивает на Диму, – а ты здоровый тунеядец, сидишь на моей шее!
– Я учиться скоро пойду. В сентябре.
– Куда? – с ехидцей спрашивает она. Конечно, не верит.
– В Институт легкой промышленности, на общепит.
Глаза ее прищуриваются на мгновение, словно сопоставляя мои слова с реальностью.
– Да кто тебя туда возьмет, – говорит она после недолгой паузы. – Туда же экзамены сдавать надо!
– Сдам, – спокойно заявляю я.
Она машет рукой и возвращает свой взгляд на Диму:
– Ты все лекарства пьешь?
Он кивает.
– Врачей слушаешься?
Снова кивок.
«Вот это идеальный разговор! – думаю я. – Ну как можно спорить или ругаться с человеком, отвечающим на вопросы кивками?»
В чем-то я опять завидую Димке. Но в чем-то мелком. На самом деле моя жизнь кажется мне куда более интересной и полной. Вчера, например, с отцом Василием помогали заносить в
«Неужели он все-таки переедет туда жить?» – все еще сомневаюсь я.
Но и так ясно, что переедет. Деньгами ему помог отец Василий. На одну мебель рублей сто ушло. Плюс десятка шоферу грузовика.
– Мы его тут долго держать не будем, – говорит нам под конец визита больничный врач. – Еще три денька, и, если не будет болей и температуры, отведем назад.
Мама кивает и сует врачу трешку в карман халата.
– Спасибо вам, – говорит она. – Я ведь по-настоящему испугалась. Думала, переломы…
98
Киев. Сентябрь 2004 года.
Я не знаю, как описать это странное и одновременно тяжелое состояние, когда ни одна мысль не додумывается до конца, когда голова превращается в эмалированную миску, над которой установили старомодную мясорубку. В эту мясорубку бросили вполне логичные, четко и вербально обозначенные опасения и догадки. Потом перемололи, но в миску, точнее в мою голову, ничего не упало.
«Нет, – думаю я. – Я позвоню ему, попрошу подождать до рождения близнецов…»
И вот я звоню Догмазову, рассказываю о ближайших семейных планах.
– Хорошо. – В голосе его сквозит явное безразличие. – Продолжайте пока работать там же. Я с вами свяжусь.
И я, мысленно поставивший крест на министерской карьере, смотрю на свой рабочий стол, с которым уже попрощался. Я не знаю, что теперь делать.
– Сергей Павлович, – в кабинет заглядывает Нилочка. Глазки светятся. На ногах новые туфли и блестящие колготки «цвета шампанского». – Можно на минутку?
Я киваю. Мне хочется отвлечься.
Нилочка присаживается напротив.
– Сергей Павлович, – щебечет она. – У меня в пятницу новоселье. Умоляю, приезжайте! Без вас это не праздник. Это же вы.
– А где купила? – спрашиваю я.
– На Севастопольской площади.
– Однокомнатную?
– Нет, – с гордостью произносит она. – Две комнаты. Повезло!
– Пусть тебе и дальше везет! – Я совершенно искренен в своих словах.
– Пока я с вами рядом, будет везти! – уверенно звенит ее голосок.
– Откуда такая уверенность?
– Я к гадалке ходила.
День проходит быстро. После разговора с секретаршей и двух бесед с коллегами я покорно возвращаюсь к исполнению роли замминистра. Удивительно, что никто, даже Нилочка, не заметил, что как минимум полдня я был другим, я был пустой трехлитровкой, из которой уже вылили прежнее содержимое, но новое еще не влили.
– Ну как? – встречает меня вопросом Светлана.
– Никак, – вздыхаю я. – Сказали, что позвонят. Нам надо думать о дате вылета.