Последняя надежда творцов
Шрифт:
Старец взмыл в воздух, и лишь потом выпрямил ноги.
— Пойдем, прогуляемся, — предложил он, — а по дороге я изложу тебе некоторые аспекты предстоящего испытания. Не в том смысле, что мы, Просветленные, тебя испытываем, а в том, что предстоит испытать самому. Сейчас мы на планете Иоракау, ранее относившейся к сокрытым мирам. Она появилась более двухсот тысяч лет тому назад и поначалу представляла гармоничный мир, управляемый Вставшими-на-Путь. Но в последнее тысячелетие многое изменилось Информационное поле планеты по-прежнему достаточно, чтобы порождать эффекты, которые непосвященные обычно причисляют к разряду мистических, но
Как раз в этом Кондрахин не был уверен. Если те, кого он должен поддержать, останутся в бездействии, сторонними, хоть и заинтересованными наблюдателями, что он может сделать один? И вообще, способны ли они сопротивляться, нет, не обстоятельствам, а реальному врагу? Ведь жизненные принципы Вставших-на-Путь запрещают насилие в любой форме. Эти вопросы казались слишком серьезны, чтобы умолчать о них.
Между тем Просветленный шел через каменистую равнину, за которой вздымалась невысокая горная гряда. До горизонта, казалось, было рукой подать.
— Это довольно маленькая планета, — на ходу пояснил Просветленный, — намного меньше Земли. Но сила тяжести близка к земной по причине чрезвычайно плотного ядра. Когда-то она вращалась вокруг своей оси, но давным-давно обращена к светилу единственной стороной. Поэтому с растительностью здесь проблема. На солнечной стороне все высыхает, на теневой — нет условий для фотосинтеза.
Местность заметно шла вверх. Появились большие валуны, делая путь извилистым. Просветленный шел уверенно, видимо, этот маршрут он проходил не однажды. Однажды их путь пересекла звонкая речушка шириною в двадцать шагов. Ее Просветленный словно не заметил, перемахнув легко, без разбега. Следовавший позади Юрий на миг приостановился, но затем решился последовать примеру старца. Все получилось неожиданно просто, как будто тело стало невесомым.
После этого путники лезли в гору в буквальном смысле этого слова. Юрий стал отставать.
— Ты неправильно дышишь, — подождав его, сказал Просветленный, — поэтому устаешь. Вдох и выдох должны следовать на одинаковое, четное, число шагов. Тогда можно идти сколь угодно долго, не чувствуя усталости. Этот метод открыт на твоей Земле шесть тысяч лет назад.
— Разве мы шагаем? Мы карабкаемся, — пробурчал, отдышавшись, Юрий.
— А ты шагай, — предложил старец. — Представь, что идешь по ровной горизонтальной поверхности. И не забывай, что здесь это легче, чем на Земле.
Они продолжили путь. Кондрахин добросовестно пробовал следовать совету старца, но это лишь сильнее сбивало его дыхание. Но он не унывал: через инструктора Иванова он постиг, что любая новизна вначале дезорганизует организм, и лишь потом становится его непременной функцией.
Наконец Просветленный остановился. Огромный валун под его взглядом откатился в сторону, открывая вход в неширокий лаз.
— Мы могли бы достичь этого места мгновенно, — признался старец, но мне хотелось, чтобы ты узнал кое-что об этом мире, хотя бы о его природе. Здесь тебе предстоит оставаться столь долго, сколько потребуется. Попробуй-ка поставить камень на место.
Юрий прикинул: валун весил, пожалуй, не меньше двадцати пудов.
— Нет, не руками, — прервал его попытку старец, — только усилием мысли.
Кондрахин вспомнил, как легко он перепрыгнул речку вслед за Просветленным, сосредоточился и представил, как валун скользит по склону горы.
Получилось, может быть, не столь изящно, как у старца, но, главное, получилось. Просветленный благосклонно покивал седой бородой.
— Умница! Ты прекрасно все улавливаешь. Ну, пойдем?
Камень вновь сдвинулся с места, и путники на четвереньках пробрались в лаз. Постепенно расширяясь, проход направлялся немного вверх, что, очевидно, предохраняло его от дождевой воды. Скоро уже можно было идти, почти выпрямившись. Несмотря на то, что камень был водворен старцем на прежнее место, воздух подземелья светился неярким розовым светом, источник которого Юрий определить не смог.
Туннель привел их в обширную пещеру. В ней не было ни сталактитов, ни сталагмитов, что могло свидетельствовать об искусственном ее происхождении. Зато вдоль правой стены протекал небольшой ручеек, исчезавший в трещине задолго до выхода.
— Здесь мы пробудем некоторое время, необходимое тебе для подготовки, — объявил старец. — После этого я уйду, и ты будешь полагаться только на самого себя. Здесь же ты сможешь переждать неблагоприятные времена. Если они, конечно, наступят. Сможешь самостоятельно найти это место?
Юрий кивнул: подготовка у учебном центре не прошла даром. Пожалуй, теперь даже в безбрежном лесу он сумел бы отыскать однажды виденное дерево. Тем временем он огляделся. Его прибежище представляло собой зал округлой формы, метров пятидесяти в поперечнике. Красноватые стены плавно переходили в потолок, куполом уходивший вверх. Никаких украшений, барельефов и прочего антуража.
— Как мне включать и выключать освещение? — осведомился он.
— Об этом не думай. Свет включается автоматически, когда ты пересекаешь невидимый порог. Выключить ты его пока не сможешь, но попытаться сделать более приглушенным — почему бы нет? Попробуй. Впрочем, пока я остаюсь с тобой. Нет ли желания перекусить?
Последний раз Кондрахин ел вчера вечером, и предложение старца принял с огромным удовольствием. Но ведь пришли они налегке, без всякой поклажи. В залитой ровным светом пещере тоже не видать никакого продовольственного хранилища. Чем же собирается потчевать его Просвещенный?
Между тем в центре помещения внезапно ниоткуда появился столик, наподобие журнального, по обеим сторонам его — циновки в качестве сидений. Старец не делал магических жестов, не произносил заклятий. Просто спартанская утварь появилась, словно сама собой. Вслед за ней возникли вазы с фруктами и высокий широкогорлый глиняный кувшин. Фрукты — это хорошо. За месяцы, проведенные с Ладой, Кондрахин привык к такому рациону. Правда, сейчас он с удовольствием заменил бы их изрядным куском мяса, но Просветленные животной пищи не едят и не любят, когда в их присутствии это делают другие. Так что выбирать не приходилось. Аппетит у Юрия был зверский, а пребывание в диверсионном центре НКВД приучило его к тому, что еда — необходимое, но в то же время второстепенное действо, на которое не отведено какое-то определенное время. С трудом он вернулся к наставлениям своей первой наставницы: твердую пищу нужно пить, а жидкую — жевать.