Последняя ночь на Извилистой реке
Шрифт:
— Вы спросили у повара про «секретик»? — напомнила ей Мэй.
— Спросила. Вы ни за что не догадаетесь, — сказала Селест.
— А вдруг догадаюсь? Мед, наверное? — спросила Крошка, и они с Мэй дружно захихикали.
Но их смешки быстро стихли. Официантка как-то странно на них смотрела. (В жизни мало что могло лишить Селест дара речи, но сейчас она онемела.)
— Что молчите? Это мед, да? — торжествующе спросила Мэй.
— Надо же! Повар так и сказал: он добавляет в тесто немного меду, — призналась Селест.
—
Теперь они обе давились от смеха и вряд ли заметили, насколько красноречивым было лицо Селест. (В эту минуту официантка могла бы сказать им: «Да, повар у нас хромой. Хромает, и еще как», но из-за своего гоготанья они бы ничего не услышали.)
Однако прежде чем две старые задницы зашлись в смехе, Дэнни подслушал обрывки их разговора с Селест. Официантка что-то говорила насчет добавления меда в тесто для пиццы. Потом одна из этих толстых клуш спросила о хромоте повара. Дэнни очень болезненно относился к вопросам об отцовской хромоте. Он помнил, как шантрапа из Западного Даммера дразнила его в школе «сыном хромоножки» и доводила идиотскими шуточками. Только почему Селест так ошеломил разговор с этими глупыми старухами?
— Так вам принести пирог и черничный коктейль? — спросила их Селест.
— А все-таки повар у вас хромой? — гнула свое Мэй.
— Хромает немного.
Через мгновение Селест сама удивилась: зачем она сказала им об этом? Но было поздно, и слова назад не запихнешь.
— Вы нас за дур держите? — спросила ее Крошка.
Слова толстухи задели Селест. Она умела разговаривать с посетителями такого сорта, но сейчас почему-то испугалась. Что-то пошло совсем не в ту сторону, но что именно и почему? Этого официантка не знала. Не знал и Дэнни, однако писателю тоже вдруг стало не по себе.
— Ну хромает наш повар. И добавляет меду в пиццу. Не все ли вам равно? — попробовала дать задний ход Селест.
— Нам, может, очень даже не все равно, — заявила ей Мэй.
— Он у вас щупленький? — спросила Крошка.
— И звать вашего повара как? — продолжила допрос Мэй.
— Наш повар… да, он худощавый, — осторожно выбирая слова, ответила Селест. — А зовут его Тони.
— А-а, — разочарованно протянула Крошка.
— Тони, — качая головой, повторила Мэй.
— Принесите нам один пирог и один коктейль, — сказала официантке Крошка.
— Как-нибудь разделим, — добавила Мэй.
Возможно, на этом бы все и кончилось, не услышь они голоса Дэнни. До сих пор писатель вызывал у Крошки и Мэй лишь обычное любопытство. Дэнни был похож на своего отца в молодости, но толстые клуши уже не помнили, как выглядел Стряпун почти тридцать лет назад. Однако стоило Дэнни заговорить, как они мгновенно вспомнили все. В такой дыре, как Извилистый, человек с правильной, грамотной речью, конечно же,
— Леди, позвольте спросить, вы местные или здесь проездом? — спросил он.
— Боже мой, Мэй, — залепетала Крошка. — Тебя этот голос никого не напоминает?
— Напоминает. Давние времена напоминает, — сказала Мэй. — Скажи, а правда этот мистер похож на Стряпуна?
Слова «Стряпун» было достаточно: Дэнни сразу понял, откуда они и почему донимали Селест странными вопросами про мед в тесте и щуплого хромого повара.
— Так ты — Дэнни? Или тоже имя сменил? — спросила Крошка.
— Нет, — торопливо ответил им писатель.
— А чего ж твой отец не выйдет поздороваться с нами? — удивилась Крошка. — Целую вечность не виделись. Тут разговоров на весь вечер хватит.
Селест принесла им десерт. Но разве можно теперь отвлечь их десертом? От силы на несколько минут.
— Селест, тебе не сложно будет сходить на кухню и передать папе, что его хотят видеть две давние знакомые? Скажи ему, что они из Извилистого.
— Нашего повара зовут Тони, — с отчаянием в голосе повторила Селест.
Она достаточно слышала об этом поселке и надеялась, что больше никогда и ни от кого не услышит. (Когда-то повар сказал ей: если кто-нибудь из Извилистого случайно его увидит, ему придется бежать и отсюда.)
— Вашего повара зовут Стряпун, — со смехом объявила официантке Крошка.
— Скажите ему, что мы подавились, — хихикнула Мэй. — Тогда он сразу прибежит.
— Ты хотела сказать, приковыляет, — поправила ее Крошка.
На этот раз они не залились своим кудахчущим смехом. Дэнни показалось, что Крошка и Мэй брали реванш за какое-то давнее событие, которое имело самое прямое отношение к его отцу.
— А у тебя такой же красивый голос, какой был у твоего папочки, — сказала писателю Мэй.
— Индианка поди тоже тут работает? — спросила Крошка.
— Нет. Джейн… давно умерла, — ответил Дэнни.
Селест не помнила, как пришла на кухню. Увидев мать, Лоретта затараторила:
— Мам, ты что, не видела, сколько новых посетителей в зале? Я едва сумела принять у них заказы. А ты столько времени говорила с этими старыми перечницами.
— Эти старые перечницы — из Извилистого, — не обращая внимания на сетования дочери, сказала повару Селест. — Они просили тебе передать, что… подавились. Вот так-то, Стряпун.
Тони Эйнджел разительно изменился в лице. Таким его здесь еще никто не видел. И никто никогда не называл его здесь Стряпуном.
— Что-то случилось, босс? — спросил Грег.
— Это все из-за меда в пицце, — упавшим голосом произнесла Селест. — Зачем я сказала им про мед?
— Крошка и Мэй… Все кончено, дорогая, — сказал Тони Эйнджел, обращаясь к ней.
Селест заплакала.
— Мама, что вообще произошло? — встревожилась Лоретта.