Последняя ночь на Извилистой реке
Шрифт:
Кальмара, которым Тони Эйнджел собирался удивить своего сына, он варил очень долго. Повар добавил в кастрюлю консервированных томатов и томатной пасты, чеснока, базилика, несколько горошинок красного перца и черных маслин. Кедровые орешки и резаная петрушка могли еще подождать: их добавляли в самом конце. Кальмар подавался с макаронными перьями, и все это щедро посыпалось петрушкой. (Пармезан к кальмару абсолютно не годился.) А после кальмара Дэнни съест немного салата из рукколы. Пожалуй, не помешает добавить туда козьего сыра. Повар
А сейчас подошел черед вытаскивать пиццу пеперони из духовки ирландской дровяной плиты.
— Ше бу де, — прошептал Тони, обращаясь к плите, и Грег вновь поглядел на него, не понимая, что сегодня творится с их боссом.
— Ты же опять плачешь, — сказала ему Селест. — Неужели не замечаешь? Может, все-таки скажешь, в чем дело?
— Лук резал, — отговорился повар.
— Будет тебе врать, Тони, — сказала официантка. — Это пиццы для тех двух старых задниц? Давай отнесу им. А то эти клуши такие голодные, что того и гляди сожрут Дэнни.
— Бери, пиццы готовы.
Он поддел шумовкой макаронные перья и проверил на вкус, сварились ли. Селест величественно удалялась из кухни, унося пиццы пеперони. Все это время Лоретта глядела на него, будто пыталась что-то расшифровать.
— Что тебе? — не выдержал повар.
— Загадочный вы человек, — сказала Лоретта. — И Дэнни тоже загадочный. Согласны?
— Любишь ты преувеличивать. Вся в маму, — улыбнулся повар.
— А что с кальмаром? Готов? Или вы рассказываете ему историю своей жизни? — спросила Лоретта.
Из зала послышалось взвизгивание Крошки:
— Ой! Какая тоненькая корочка!
— И вправду тонкая, — одобрительно добавила Мэй.
— Наш повар делает замечательную пиццу, — сказал им Селест. — И всегда с тонкой корочкой.
— А что он добавляет в тесто? — заинтересовалась Крошка.
— Да-да, что? Есть у него какой-нибудь секретик? — спросила Мэй.
— Не знаю. Могу спросить, — ответила Селест.
Увидев еду, две старые задницы радостно захихикали и уже забыли об официантке.
— Приятного аппетита, леди, — пожелала им Селест и пошла на кухню.
Крошка и Мэй плотно вгрызлись в пиццу. Им было не до разговоров.
Дэнни с нарастающим любопытством следил за трапезой пожилых соседок. Где еще он видел такую манеру есть? Явно не в Эксетере. Там правила поведения за столом соблюдались очень строго. Правда, еда была никудышная: ее нужно было тщательно выбирать, а выбрав, разговаривать со своими соседями по столу, чтобы не смотреть в тарелку. Разговоры за столом не поощрялись, но это был единственный способ поскорее проглотить малосъедобную интернатскую пищу.
Ожидая заказа, престарелые тетки хихикали и перешептывались, будто девчонки из младших классов. Нет, пожалуй, они больше напоминали каркающих ворон. Сейчас обе онемели и даже не глядели друг на друга. Их локти упирались в стол, а головы застыли над тарелками. Плечи были сгорблены,
Насколько писатель помнил, в Норт-Энде так не ели. Еда в «Vicino di Napoli» считалась празднеством. Люди собирались не столько набить желудки, сколько пообщаться, насладиться самой атмосферой ресторана. И в «Мао» никто не торопился поскорее перенести содержимое тарелок себе в брюхо. Люди заказывали разные блюда и пробовали друг у друга. Никому и в голову не пришло бы остервенело защищать свою тарелку. А ведь две эти старые задницы оберегали свои пиццы! Они не ели: они жадно хватали, как голодные псы. Дэнни знал, что они подберут все (а то и тарелки вылижут).
— Что-то «Ред сокс» сегодня вяло играют, — сказал Грег.
Но повар был поглощен приготовлением кальмара и не слушал радиорепортаж.
— Дэниелу нравится, когда много петрушки, — говорил он Лоретте.
В этот момент в кухню вернулась Селест.
— Этим старым задницам приспичило узнать, что за «секретик» ты добавляешь в тесто для пиццы, — сказала она повару.
— А ты сама не догадалась? Мед, вот что, — ответил ей Тони Эйнджел.
— Мне бы в жизни не догадаться, — призналась официантка. — Действительно «секретик».
Писатель Дэнни Эйнджел вдруг вспомнил, где люди ели как звери (как эти две пожилые толстые тетки, поглощавшие свои пиццы). Так ели лесорубы, сплавщики и рабочие лесопилок. Мальчишкой он это видел, и не только в отцовской столовой в Извилистом. Подобных «трапез» он насмотрелся в передвижных ваниганах, куда вместе с отцом выезжал кормить сплавщиков и лесорубов. Те всегда ели молча; бывало, даже Кетчум за весь обед не произносил ни слова. Но насколько он помнил, среди лесорубов и сплавщиков никогда не было женщин.
Размышления Дэнни были прерваны Лореттой.
— Сюрприз, — объявила она, ставя перед писателем блюдо из кальмара.
— Я так и думал, что отец приготовит кальмара.
— Скажу твоему отцу, что сюрприз получился лишь наполовину.
Мэй первой расправилась со своей пиццей. Теперь у Крошки были все основания зорко следить за давней подругой.
— Смотрю, тебе не больно нравится твоя пицца, — забросила крючок Мэй.
— Очень даже нравится, — прочавкала Крошка и тут же подхватила с тарелки последний кусочек.
Мэй взглянула на писателя.
— А ему, похоже, что-то вкусненькое принесли. Выглядит аппетитно.
Крошка буркнула в ответ, дожевывая остатки пиццы.
— Что, пицца почти как у Стряпуна? — спросила Мэй.
— Не мели чушь, — ответила Крошка, вытирая рот. — Такую пиццу, как у Стряпуна, я больше нигде не ела.
— Я сказала «почти».
— Может, похожа. Но не та.
— Надеюсь, леди, вы оставили место для десерта? — спросила подошедшая к ним Селест. — Вижу, пицца пришлась вам по вкусу.