Последняя охота
Шрифт:
Проблему с ключом я решила просто: выйдя на улицу, я осмотрела окна тринадцатой палаты, одно из которых выходило на стоянку автомобилей, а другое смотрело в парк, окружавший клинику по периметру. Палату, где находилась исчезнувшая племянница Беловицкой, с соседней палатой соединял длинный балкон с витиеватой решеткой. На ветру колыхались длинные легкие занавески. Кроме того, прямо возле здания рос огромный дуб. Одна из веток упиралась практически в балкон тринадцатой палаты.
Чудесно, решила я. Это дерево здесь очень в тему.
Поскольку сейчас было еще слишком светло, я
Однако судьба все решила за меня. На балкон соседней с тринадцатой палаты вышла миловидная девушка и закурила, стараясь держаться в тени. Однако сизоватый дым ясно указывал ее местоположение.
– Опять Кондрашова курит! – беззлобно проворчал кто-то рядом.
Я оглянулась – позади меня стояла невысокая полная женщина в светло-зеленой униформе клиники. На груди висел бейджик «Шарапова Татьяна Петровна, санитарка».
– Все время курит! – сообщила она мне, как старой знакомой. – За сегодня уже, поди, третью пачку смолит. Ты глянь, сколько бычков-то! А сама-то на вид что привидение! Господи, сами себя травят…
Я посмотрела, куда указывала санитарка. И впрямь, под балконом на траве валялось как минимум тридцать окурков разной степени выкуренности. Малюсенькие фильтры перемежались с длинными коричневыми столбиками папиросной бумаги, набитой превосходным табаком.
Продолжая ворчать, санитарка, кряхтя, наклонилась и принялась собирать бычки из поразительно чистой темно-зеленой травы. Марка сигарет была неженская – «Капитан Блэк», вишневые. Интересно, почему же леди из палаты на втором этаже так яростно пытается отравить саму себя? Ведь тридцать маленьких сигар за день – это серьезный удар по здоровью.
Неожиданно сверху послышался вскрик. Я подняла голову и тут же зажмурилась. Прямо на глаза мне упал большой клетчатый носовой платок, невесомо, но так неожиданно, что я резко взмахнула рукой, сгоняя его, словно мерзкое насекомое, настойчиво лезущее в глаза. Моего обоняния коснулся странный знакомый запах, но он был слишком слаб и неуловим, чтобы я сразу вспомнила, что же это такое.
– Простите, пожалуйста, – у незнакомки, курящей «Капитан Блэк», оказался милый и даже нежный голос. Хрипотцы не было и в помине. – Я уронила платок!
– Я заметила.
– Извините. – Девушка, которой на вид было максимум лет двадцать, чуть не плакала. Ее милое личико жалобно сморщилось, отчего она очень напомнила мне младенца, который набедокурил и боится, что его вот-вот отшлепают.
– Да ничего страшного. Как я могу его вернуть?
Лицо девушки моментально прояснилось. Она с некоторой опаской посмотрела в сторону санитарки, все еще собирающей бычки, и сообщила, что находится в пятнадцатой палате.
Поднимаясь, я порадовалась удачному стечению обстоятельств. Ведь балконы смежные! Стало быть, я смогу легко проникнуть в тринадцатую палату, и для этого мне даже не придется дожидаться темноты! Занавески надежно защитят меня от бдительных глаз той же санитарки.
Дверь в пятнадцатую палату была слегка приоткрыта, было видно, что там кто-то стоит.
Вблизи
– Давайте!
Из щели выскочила худенькая незагорелая рука и попыталась схватить платок. Если бы я не держала его столь крепко, то, думаю, это неожиданное знакомство так бы и не состоялось. Девушка, по всей видимости, просто намеревалась захлопнуть дверь и попрощаться на этом. Ага, как бы не так! Запашок-то у платка отнюдь не медицинский!
– Погодите, – сказала я, лучезарно улыбаясь.
– Что?
Испуганные голубые глаза забегали по сторонам. Рука, схватившая платок, задрожала, затем неуверенно дернула ткань внутрь палаты.
– Подождите, – сказала я. – Чего вы так боитесь?
К счастью, в коридоре, кроме нас, никого не было, иначе бы забавная ситуация получилась: полуоткрытая дверь и две девицы, пытающиеся вырвать из рук друг друга платок. Причем одна находится на грани обморока от страха, а другая пытается понять, почему же платок пахнет анашой. А платок действительно попахивал «травкой».
– Девушка, – проникновенно сказала я, понизив голос, – я не думаю, что нужно так настаивать на своем. Может, по душам поговорим? Я не собираюсь делать вам ничего плохого.
По щеке неизвестной пациентки скатилась слеза. Губы задрожали.
– Вы все знаете?
Я кивнула. Ну а что еще тут скажешь? Видимо, девочка решила, что я знаю какую-то ее тайну, хотя я ни сном ни духом. Значит, сделаю вид, что я действительно знаю все. Иначе я не попаду на балкон тринадцатой палаты.
– Откуда? Только не говорите никому, ладно?
Девушка быстро открыла дверь и пропустила меня внутрь.
Дверь захлопнулась. В палате был мужчина.
Вообще-то, по правилам клиники, с которыми я имела возможность вкратце ознакомиться в вестибюле и которые были красиво напечатаны и сшиты в темно-зеленую кожаную папку, в палате нельзя (вернее, там было сказано «не рекомендуется», но строгий больничный регламент тем не менее просвечивал сквозь «вордовский» шрифт) находиться посторонним. Даже родственники имеют право видеть пациентов клиники «Прелесть» только в строго определенные часы. Пробиваясь через проходную, я слышала, как одна возмущенная родительница в светлом льняном костюме такой элегантной простоты, что сразу возникала мысль о бешеной стоимости этого наряда, яростно спорила с невозмутимым начальником охраны. Она, понятное дело, требовала пропустить ее к дочери, а начальник неизменно вежливо давал понять, что это никак-с невозможно.
В палате же неизвестной курильщицы находился мужчина, испуганно вскочивший при моем появлении.
– Ты что, дура? – завопил он, неизвестно к кому обращаясь. – С ума сошла?
– Не кричите, вы что, хотите, чтобы сюда сбежался весь персонал больницы? – осведомилась я.
Мужчина тут же умолк.
– Ну, вы же уже сбежались… то есть пришли, – неуверенно пробормотал он.
– Я не из персонала.
– А кто вы?
Вместо ответа я подошла к балкону, осмотрела его и обернулась, одновременно запахивая тонкие занавески.