Последняя охота
Шрифт:
— А он тебя?
— Говорил, что жить без меня не может, — уронила руки на колени.
— Может, и правда? — спросил Влас.
— Кто много говорит про любовь, у того всегда пустое сердце, но тогда не понимала. Верила ему, как себе. Он — первая любовь моя…
— А что, были и другие?
— После него никому не верю.
— Ну что стряслось? — не унимался Влас.
— Ушел он в армию. С меня слово взял, что дождусь. Писал с полгода, каждый день от него письма шли, а потом как отрезал: ни единой весточки. Я пишу, а он в ответ ни слова. Я к его родителям пришла. Те тоже ничего
не
— А что случилось?
— Короче, вернулся из армии с женой. Ее с Камчатки привез, где служил.
— Ну и фраер! Чего ж молчал?
— Не знаю!
— А ты его видела?
— Конечно, глянула в глаза, он голову опустил и сказал: «Прости, Валь. Я ее люблю».
— Давно это было?
— Скоро полгода, как он снова уехал на Камчатку. Родители с его женой не ужились. Поехали они обратно. Он долго никому не писал, даже своим. А вот вчера я от него письмо получила. И что думаешь, он снова в любви клянется: мол, прости, заблудился, виноват. С той женщиной не склеилось. Он во всем разочаровался и, если я его не прощу, наложит на себя руки.
— Ну и хрен с ним!
— Я тоже так решила и отнесла письмо его родителям. Те, когда прочли, прибежали к нам. Давай уговаривать, умолять, а я не могу их слушать. Их сын уже обманул меня! Где гарантии, что снова не зацепит какую-нибудь на стороне? Зачем мне нужен кобель? Я им так и сказала. Ох, обиделись, ушли, хлопнув дверью. Ну а я успокоилась. Лучше буду одна жить…
— Подожди, а другие при чем? Все ошибаются, но не кантуются поодиночке. Ты за что себя наказываешь? Никого не наколола. Оглядись! Вот он я! Пусть не принц, но не хуже других. Конечно, старше тебя, но не старик! Ни мужем, ни отцом ни разу не был.
— Влас! Не надо зря! Кончится условка, и где тебя искать?
— Зачем? Я вот он!
— А когда станешь свободным?
— Я всегда птица вольная!
— Видишь! Ты все еще летаешь в облаках, а мне земной, обычный мужик нужен. Бескрылый, но с доброй, чистой душой, чтоб я за него могла быть спокойной и уверенной.
— Я такой и есть!
— Влас, ты вспыхиваешь от каждой новой юбки. А мне нужен, чтоб одну меня любил. Всю жизнь до старости не изменял бы! Ты так не сможешь. Не обижайся, правду говорю. Пусть немного знаю, но увидела все.
— А если обмишурилась?
— Нет! Я не ошиблась. Ты — хороший человек, но не для меня. Ты всем нравишься, но для жизни этого мало. Нет надежности, а это любую отпугнет, даже такую дурочку, как я.
В соседней комнате вязала носки старая женщина. Она, конечно, слышала каждое слово дочки и тихо всхлипывала, жалея, что дети повзрослели так внезапно и быстро. Она всегда считала Вальку глупышкой, хохотушкой, а она вон как изменилась.
— Спасибо тебе за все, — тронула Валентина руку Власа.
— За что? — не понял Меченый.
— Смеяться станешь, если скажу!
— И не думаю!
— Я ведь на тебя рукой махнула, а ты мне — о любви! Мне она и не нужна, но, знаешь, теплее стало, что спасал меня, переживая. Выходит, вовсе я не безобразная толстуха, как назвали меня его родители, уходя.
— Валь, а может, попытаемся? Я буду очень стараться! — обещал Влас.
—
— Корешами? С тобой? — рассмеялся Влас. — Ты ж пойми, я не тот, темнуху лепить не стану! Не смогу. Я живой мужик! Быть просто в кентах? Ты хохочешь, почему бы нет? Но я не жмур, чтобы мальчиком сидеть рядом. И обидеть не хочу. Ведь ты совсем недавно с того света смылась…
— А тебе приходилось замерзать в пургу?
— Бывало, особенно как теперь. Сижу рядом, а дергаться не смей!
— Нет! Я всерьез! — меняла Валя тему разговора.
Слушая их неспешный разговор, Михаил свое вспомнил и забыл о тех двоих на кухне. Все вышли из пурги без потерь, хотя могло случиться всякое.
Смирнову вспомнилась другая пурга — тополиная метель на улицах города. Он назначил свидание Ольге в парке и пришел туда заранее с букетом цветов. Он решил сделать ей предложение.
О-о, как он волновался, заранее подыскивал нужные слова. Ему так хотелось, чтобы все было красиво. Она пришла, немного опоздав. Ольга была такой нарядной, под стать решению Михаила. Какой же сказочно красивой показалась она ему.
Тополиная метель припорошила волосы, ресницы и плечи. Казалось, она на миг выпрыгнула из сказки. К нему, своему любимому… Иначе отчего сверкали солнечные лучики в глазах, а на щеках горел яркий румянец.
— Оля, я люблю тебя!
Девушка улыбалась, она давно об этом знала.
— Стань моей женой! Пожалуйста!
Ольга растерялась, не знала, что ответить. Много позже узнал, сама проговорилась, она просто не посоветовалась со своими, а сама не решила ничего.
«Каким наивным я был тогда! Если б мог предположить, что на том семейном совете его обсчитывали как вещь: нужна ли она? Пригодится или нет? Дать дочери согласие или отказать, подыскать другую партию? «Сколько придется ждать, мы не знаем. Дочери уже за двадцать. Конечно, это не старость, но уже есть в нашем обществе девочки поярче и помоложе. Понятно, что предпочтение на их стороне, а наша останется в старых девах. Пусть жених не принц, но тем и проще управлять таким, — высказался отец. — Конечно, обидно, что он далек от нашего круга, но выбора нет. Да и колкости уже слышу в наш адрес, пересуды, мол, наверное, с Ольгой не все в порядке, если ей до сих пор не сделали предложение. Парень, с каким она встречалась, сбежал от нее! Конечно, не с добра! Вот и утрем им всем», — довольно потер руки отец. Михаил вздохнул прерывисто. Он уже не вслушивался в воркование Власа и Валентины, заснул под тихое сопение Золотарева.
Пурга свирепствовала еще два дня, а на третий все стихло. Люди вернулись к себе. Влас и Михаил изумились, увидев дома, сплошь занесенные снегом. Из сугробов кое-где торчали трубы.
— Мать моя баруха! Это что ж такое сотворилось? Ни единого курятника не видно! — крикнул Влас, но вскоре приметил Дамира, очистившего от снега крыльцо. Теперь он откидывал сугроб от окна.
Полина с внуками расчищала двор. Анна сметала снег с порогов. Нина Ивановна вместе с сыном уже раскидали сугроб, прижавшийся боком к входной двери. Лида помогала Галине выбраться наружу. Только Федор пробивал дорожку к конторе, увидев приехавших, закричал: