Последняя песня

Спаркс Николас

—Пожалуй, пойду посмотрю, как там Блейз.

Маркус полез в карман за огненным мячом.

— Ты знала, что я шучу, верно?

Собственно говоря, он не шутил. И сказал это по той же при­чине, что и бросил в нее огненным мячом: чтобы увидеть, как далеко сможет с ней зайти.

— Да... все о'кей. Нормально. Но я все равно пойду погово­рю с Блейз.

Маркус проводил ее взглядом. Он восхищался ее потрясаю­щим телом, но не совсем понимал, что она собой представляет. Одевалась она как все в его среде, но в отличие от Блейз не ку­рила, не выказывала ни малейшего интереса к тусовкам, и он чувствовал, что она не совсем та, какой кажется. Может, бога­тые родители? Вполне вероятно. Квартира

в Нью-Йорке, пляж­ный домик... Семейка должна иметь деньги на все это. Нос дру­гой стороны, никаких шансов на то, что она войдет в круг здеш­них мажоров. По крайней мере тех, которых он знал. Так кто она? И почему это должно что-то для него значить?

Он терпеть не мог людей с деньгами и манеру размахивать ассигнациями. Однажды, перед тем как бросить школу, он слы­шал, как богатенький парень толковал о новой яхте, подарке на день рождения. Не какой-то дерьмовый скиф, а настоящая яхта водоизмещением двадцать один фут, с джи-пи-эс и сонаром, и парень безостановочно хвастался, как собирается использовать яхту все лето и ставить у загородных клубов.

Через три дня Маркус поджег яхту и, прячась за раскидис­той магнолией, наблюдал, как она горит.

Он, разумеется, никому не сказал, что наделал. Проболтать­ся одному — все равно что исповедоваться копам. Тедди и Ланс вообще в расчет не идут. Запри их в камере на денек, и они рас­колются в ту же минуту, как откроется дверь. Поэтому в послед­нее время он настаивал, чтобы они делали всю грязную работу. Лучший способ заставить их молчать — вдолбить, что они еще более виноваты, чем он. Ведь это они крали спиртное, они избили в аэропорту парня до потери сознания, прежде чем украсть его бумажник, они нарисовали свастику на синагоге. Он не очень им доверял и, в общем, не особенно симпатизировал, но они вписывались в его планы. И помогали достичь цели.

Тедди и Ланс продолжали валять дурака. Впрочем, они всег­да были идиотами. После ухода Ронни Маркусу не сиделось на месте. Нечего торчать тут и бездельничать!

После того как Блейз вернется и он съест картошку, вполне можно и погулять. Посмотреть, что подвернется. Никогда не зна­ешь, что может случиться в подобном городишке в такую ночь, в такой толпе. Одно ясно: после шоу ему всегда требуется нечто большее. Чего бы это ни стоило.

Оглянувшись на лоток с едой, он увидел, что Блейз платит за картошку, а Ронни стоит у нее за спиной. Он снова уставился на Ронни, мысленно приказывая посмотреть на него. И в конце концов это ему удалось. Ничего особенного, просто взгляд мель­ком, но этого было достаточно, чтобы он вновь задался вопро­сом, какова она в постели.

Возможно, тигрица. Как большинство из этих девиц, если умеешь их завести.

Уилл

Что бы Уилл ни делал, все время ощущал тяжесть давящей на него тайны. Вроде бы все шло как обычно: он ходил в школу, играл в баскетбол, сдавал выпускные экзамены, веселился, а осе­нью собирался в колледж. Конечно, не все было так уж идеаль­но. Шесть недель назад он порвал с Эшли, но это не имело ни­чего общего с тем, что случилось в ту ночь, которую он никогда не забудет. Большую часть времени он ухитрялся не вспоминать, но иногда все с ужасающей силой к нему возвращалось. Картинки не менялись, не тускнели, изображения не расплывались. Иногда, словно наблюдая все глазами постороннего, он видел, как бежит по берегу и хватает Скотта, зачарованно уставивше­гося на огонь.

— Что ты наделал, черт возьми! — завопил он.

— Я не виноват! — крикнул в ответ Скотт.

Только тогда Уилл сообразил, что они не одни. Неподалеку стояли Маркус, Блейз, Тедди и Ланс, наблюдая за ними. Уилл сразу понял, что они все видели.

Видели

и знают.

Уилл схватился за мобильник, но Скотт сжал его руку.

— Не звони в полицию! Говорю тебе, все вышло случайно! — взмолился он. — Брось, старина! Ты мне обязан!

Первые два дня в газете и по телевизору только об этом и кричали. Уилл с упавшим сердцем слушал новости и читал ре­портажи. Одно дело — случайный пожар. Но священник попал в больницу, и каждый раз, проезжая мимо сгоревшей церкви, Уилл испытывал тошнотворное чувство вины. И пусть церковь выстроили вновь и пастор давно поправился — это ничего не ме­няло: он обо всем знал и ничего не сделал.

— ТЫ МНЕ ОБЯЗАН...

Больше всего его преследовали именно эти слова.

Не просто потому, что они со Скоттом лучшие друзья еще с детского сада, но по другой, куда более важной причине. Иног­да, среди ночи, он долго лежал без сна, отчасти признавая пра­воту Скотта и пытаясь придумать, как все исправить.

Как ни странно, на этот раз именно случай на сегодняшней игре вызвал поток воспоминаний. Вернее, та девушка, с которой он столкнулся. Ее не интересовали его извинения, и в отличие от большинства здешних девушек она не пыталась скрыть гнев. Не визжала и не пыталась с ним заигрывать. И выглядела сдер­жанной, спокойной, что поразило его как нечто необычное.

После того как она убежала, они закончили сет, и он должен был признать, что раза два пропустил подачи, чего обычно с ним не бывало. Скотт бросал на него злобные взгляды и, может, из-за игры света выглядел точно так же, как в ночь пожара, когда Уилл выхватил мобильник, чтобы позвонить в полицию. Этого оказалось достаточно, чтобы воспоминания вновь вырвались на волю.

Он сумел держать себя в руках, пока они не выиграли, но по­том решил, что неплохо бы побыть одному. Поэтому отправил­ся на фестиваль и остановился у одной из тех игровых кабинок, выиграть в которых было невозможно. И был готов бросить че­ресчур плоский волейбольный мяч в слишком высоко прикреп­ленную корзинку, когда сзади раздался голос:

— Вот ты где! — протянула Эшли. — Намеренно избегаешь нас?

«Да, — подумал он, — именно избегаю».

— Нет, — пробормотал он вслух. — Просто не играл с само­го конца сезона и хотел проверить, насколько потерял форму.

Эшли улыбнулась. Ее белый топ и длинные серьги выгодно оттеняли голубые глаза и светлые волосы. Она переоделась пос­ле финальной игры турнира. Она была единственной из его зна­комых девушек, кто регулярно носил с собой полный комплект сменной одежды, даже отправляясь на пляж. В прошлом мае на выпускном балу она переодевалась трижды: к ужину, к танцам и к последующей вечеринке. Подумать только, принесла с собой чемоданчик! Приколов корсаж к ее груди и сфотографировавшись, он был вынужден тащить чемодан в машину. Мать Эшли не находила ничего необычного в том, что она тащит с собой столько вещей, словно отправляется на каникулы, а на школьный вечер. Но может, в этом и кроется часть проблемы. Эшли как-то позволила ему заглянуть в гардеробную матери: эта женщина имела не менее двухсот пар обуви и тысячи различных предметов одежды. В этой гардеробной поместился бы «бьюик»!

— О, я тебе не помешаю! Страшно подумать, что можешь по­терять целый доллар!

Уилл отвернулся и ударом направил мяч к корзинке, он от­скочил от ободка и щита, прежде чем упасть внутрь. Раз! Еще два раза повезет, и он выиграет!

Когда мяч покатился назад, местный служащий уставился на Эшли. Та, похоже, даже не заметила его присутствия.

Когда мяч покатился по сетке и вернулся к Уиллу, тот взгля­нул на служащего:

— Кто-нибудь выиграл сегодня?

— Конечно! Полно выигравших каждый день, — ответил он, продолжая смотреть на Эшли.