Последняя почка Наполеона
Шрифт:
– Вы заявление писать будете?
– На кого? – удивилась женщина.
– На того, кто вставил вам в зад бутылку. Это – умышленное причинение тяжких телесных повреждений. Наказывается сроком до пятнадцати лет.
Ольга неожиданно пришла в ярость.
– Да что ты лезешь не в свое дело? Я на тебя скорей напишу – за то, что ты ехала полчаса! Учить она меня будет! Анфиска, слышала? Заявление!
– Не кричите, а то опять пойдет кровь.
Больная притихла. Ее успели одеть до прихода Мишки с носилками. Мишке было под сорок. Общаясь с ним, Гюльчихра удивлялась ему все больше. Прогресс в стадии начала двадцать первого века он презирал. Мобильником, впрочем, пользовался, а вот интернетом – нет, хотя интересовался многим, от философии до рыбалки. Вся его комната, соответственно, была в книгах. Это никому не мешало, поскольку он жил один. Свою двадцатидвухлетнюю "Волгу" ремонтировал сам, веселя весь двор.
Раскладывая носилки перед диваном, Мишка приветливо улыбнулся Ольге. Она опять пришла в бешенство.
– Идиот! Тебе что, смешно? Вот я с тобой, сука, сама все это проделаю – посмотрю, как ты посмеешься! У меня муж – лейтенант полиции! Понял, быдло?
– Он просто рад видеть вас, – вступилась за своего водителя Гюльчихра. – Он любит красивых женщин.
– Очень люблю, – согласился Мишка. – Так это он там храпит? Лейтенант полиции? Обалдеть! Храп-то у него вполне генеральский!
Ольга презрительно промолчала.
– Это храпит мой папа, – проговорила Анфиса. Мишка взглянул на нее, затем посмотрел с вопросом на Гюльчихру и склонился к Ольге.
– Мадам! Сейчас я вас заключу в объятья. Попрошу не сопротивляться. Это вам не поможет. Постарайтесь расслабиться, и тогда получите полное удовольствие.
– Идиот, – огрызнулась Ольга, – ты что, не видишь – мне плохо!
– Вижу, моя красавица, вижу. Как раз поэтому проявляю столько терпения. Это – не самое сильное мое качество, уверяю.
Аккуратно просунув руки под Ольгу, Мишка переложил ее на носилки. Он взял их спереди, Гюльчихра взялась сзади. Ей было тяжеловато.
– Я через пять минут вернусь за тобой и за саквояжем, – предупредила она Анфису, которая открыла входную дверь и вызвала лифт. – Ты пока оденься. Паспорт ее возьми и страховой полис, а то забудем.
В лифте больная вдруг задала Гюльчихре вопрос:
– А ты точно знаешь, что за такие штуки дают пятнашку?
– Еще как дают, – заверила Гюльчихра, а Мишка прибавил:
– Я тебе, как ни странно, даже завидую.
– Почему? – удивилась Ольга.
– Как почему? Месяц проваляешься, а потом стрясешь с этого мента и новую шубу, и новые бриллианты, и новый джип.
– Старого-то нет, – скривила мордашку Ольга. – Он жадный, знаешь какой?
– Теперь ты его излечишь от этого недостатка.
Ольга задумалась. Лифт открылся, и ее вынесли. На морозе она разойкалась. Водворив ее в задний отсек "Скорой помощи", Гюльчихра бегом вернулась забрать Анфису и саквояж. Девушка стояла уже одетая, с белой тросточкой. Она выразила желание сесть в кабину. Мишка не возражал, Гюльчихра – тем более, так как познакомилась с Ольгой ближе.
– Сколько тебе лет? – спросила она Анфису, когда машина с воем сирены вылетела на Дмитровское шоссе.
– Двадцать два. А что?
– Парень есть?
– Откуда? Раньше-то был! А теперь кому я нужна?
Мишка хмыкнул. Он умел делать это великолепно. Щеки Анфисы слегка покрылись румянцем.
– А мама где?
– Умерла. Я ее не помню.
– А отец что, постоянно пьет?
– Да, практически.
– Кто-нибудь тебе помогает?
– Иногда Ольга – за то, что я мою полы везде каждый день. А иногда – Машка Стрельцова, моя подруга. Она меня на гитаре учит играть.
– Ты на инсулине?
– Да, я сама хожу в поликлинику, она – близко. А в магазин, конечно, проблема.
– Слушай, собака тебе нужна специально обученная, – подкинул идею Мишка. – С собакой будет и легче, и веселее.
Анфиса дернула плечом.
– Вряд ли. С ней слишком много проблем.
Движение было плотным. Время от времени, скорость приходилось снижать почти до нуля. Мишке досаждал черный "Мерседес" со спецномерами, который так же шел под мигалкой. Он наседал на хвост Скорой помощи, понуждая ее уступить дорогу. Но Мишка не уступал, несмотря на кряканье.
– Хер тебе! – проговорил он, бросая взгляд в зеркало. – У себя в кабинете будешь орать, а здесь по башке получишь!
– Миша, не связывайся, не надо, – увещевала водителя Гюльчихра. Но Мишка связался. Как только сзади вдруг раздалось через мегафон: "Тебе что, мудак, башку продырявить?", он, посмотрев, пристегнуты ли его пассажирки, ударил по тормозам. Это произошло уже на подъезде к улице Тысяча девятьсот пятого года. Цепкие тормоза "Мерседеса" предотвратили удар. Он остановился в метре от Скорой помощи. Опустив стекло, Мишка вынул из-под сидения короткую, но тяжелую монтировку и высунул руку с нею наружу.
– Ты обалдел?– воскликнула Гюльчихра. – Нас сейчас пристрелят!
Она ошиблась. Реакции не последовало. Улыбнувшись, Мишка убрал монтировку, поднял стекло и возобновил путь. "Мерседес" свернул в ближайший проулок.
– Вы – молодец! – вскричала Анфиса, без объяснений поняв, что произошло. – Вы просто герой!
– Я просто мужик!
"Скорая" уже двигалась по Садовому кольцу к Сухаревской. Спросив разрешение у двух дам, Мишка закурил.
– Неужели стал бы махаться с охраной? – полюбопытствовала, следя за ним, Гюльчихра.
– Если бы полезли – конечно, стал бы. Я, впрочем, знал, что они не сунутся.
– Почему?
– Во-первых, – Скорая помощь. А во-вторых, – монтировка.
– Так ведь у них пистолеты, наверняка!
– Они могли их использовать либо для того, чтобы запугать – а я бы не испугался, либо для защиты, а я на них не напал. За все остальное их бы под суд отдали.
– А, интересно, чей это "Мерседес"?
– Госдумовский. Только депутатские халуи через мегафоны орут. Другие пока себе такого не позволяют.