Последняя поэма
Шрифт:
Нет, нет — даже и старожилы не могут рассказать, откуда пришли к ней эти строки, но по видимому, все-таки она уже предчувствовала, что недолговечно это ее счастье, что недолго будет пребывать она в этом райском сиянии вместе с братом своим…
А они уже стояли в прекраснейшем саду, со всех сторон слышались волшебные, чарующие голоса птиц, которых никогда прежде не слышала Вэлда, и которых сразу же полюбила, потому что и нельзя было их не полюбить за их неземную красоту. Вокруг все сияло и распускалось, все тянулось вверх, где еще краше переливалось сияние, и было оно таким живым и мудрым, что подумалось Вэлде, что — это сам Иллуватор. Не земными словами ту красу описывать, а даже если и попытаться, то уйдет на это очень много времени. Вэлда стояла, любовалась всем этим, как завороженная, и только изредка, время от времени, шептала слово: «Люблю». Она так поражена была красотами сада, так зачарована голосами его обитателей, что даже и не заметила, что олень покинул ее. Когда же увидела, что нет его поблизости, то очень печально ей стало, но эта была светлая печаль, и вновь зашептала она строки, которые, должно быть, пришли к ней по наитию:
— Вдруг та высшая сила, что суд их вершила,Их объятья легко развела;И звезда тут в печали взмолилась,Но давно их судьба уж была решена."Но позвольте мне с ним в запределье!Что мне, право, веками страдать!О, Единый, услышь ты моленье,Можешь ты нас в проклятье сковать!.."И взметнулась мольба в поднебесье,Да и так слышал все верхний бог —А тот звездами плакал: "Лейся, лейся…Не сломить даже мне этот рок…"Ну а там, среди скал белоглавых,Среди светлых хребтов, где заря,Уж играла кострами на скалах —Там страдали в разлуке горя.Пусть предчувствие вечности вместе,Пусть все нежные клятвы, стихи —Пусть моленья звездной невесте —Как мгновения эти тяжки!Она соткана нежным вся светом,Все в печали, вся в Лунной тоске,Никогда в Валиноре не знали такого навета,Розы дивной, что от слез возрастала на теплом песке.Никогда, никогда — даже в тех Силмариллах,Что проклятием стали Арды,Никогда — даже в тех серебристых приливах,Что сияют в небесной выси.В тех слезах все печаль вековая,Горечь мира, разлука любви —Перед ней в цепи тяжкие мужа ковали,Он стоял весь в душевной крови.Он темнел и светлел, он весь бился,Он страдал, как никто не страдал,Он то в небо мечтой возносился,То в огне и в пучине страдал.Вот закованы цепи, и ветры подули,Грянул ветер, и на море ходит уж вал —И молитву Валары вздохнули,И во тьму уж проход над вершинами скал.Ну а роза сияет, а роза поет,В ней чувство навеки их рок уберег,Навеки дыхание сердца их льет,Мгновение встречи там вечно живет.И вот уж в ладонях у милой звезды,Та роза все ближе сияет,И вот уж коснулась — так словно в сады,Закованный в цепи шагает.И роза ушла уж в огнистую плоть,Ей пламень цвети не мешает,И времени ветер не в силах ту розу сполоть —В ней чувство любви их сияет…Так говорила маленькая Вэлда, и светлые слезы катились по ее щекам. Но вот услышала она некое движенье, повернула голову и увидела, что светоносный олень стоит прямо пред нею. И так она обрадовалась, так счастливо, звонко засмеялась, что не сразу и заметила, что он что-то держит во рту. Она вновь обняла его за облачную шею, поцеловала в нежные, мудрые глаза и тут только заметила этот кулек, из которого исходил прелестный аромат. Она сразу догадалась, и все-таки спросила:
— Это подарок для меня?
Олень кивнул головою, и вновь закружились в воздухе живые цветы, и вновь приласкали лик Вэлды. И тогда девочка осторожно приняла его, развязала, и обнаружила, что там лежат семена, и, хотя олень по прежнему ничего не говорил, она сразу догадалась, что — это семена тех самых растений, которые окружали ее…
Тут еще раз повел рогами олень, и вырвались из них снежные птахи, закружили в воздухе, да и расправили крыльями то волшебное сияние, которое составляло сад. Открылось окно, а за ним — вид далеких-далеких снежных полей. И сразу увидела Вэлда родное селение. Уже взошло солнце, и золотистые его узоры разбегались на многие-многие версты ровных снежных гладей. Но какая же это была высь! Домики представлялись совсем, совсем маленькими, человеческих же фигурок было и вовсе не различить. И почувствовала тогда Вэлда, что уж настало время разлуки с чудесным оленем. Быстро обернулась к нему, хотела хоть что-нибудь молвить на прощанье, но, оказывается, было уже поздно. Над ее головою, уже высоко-высоко таяло в сияющей небесной лазури сияние, а к земле ее нес теплый весенний ветер. Она плакала всю обратную дорогу, плакала и тогда, когда осталась в одиночестве на вершине того самого холма, где произошла первая встреча с ним. С этого места довольно хорошо было видно и родное поселение, и даже редкие фигурки, которые прохаживались или пробегали между домами. Невероятным казалось, что такое, в общем-то небольшое расстояние, в ночи, в буре представлялось ей целой долгой-долгой, даже и нескончаемой дорогой.
Она все плакала, ну а потом сильно полыхнули ее очи — подумалось, что вновь пришел небесный олень — почувствовала она цветущий, весенний аромат. И только взглянув себе в руки, обнаружила, что держит кулек с семенами — из него то и поднимался аромат.
— Ну что ж… — вздохнула Вэлда. — Домой без еды мне возвращаться не велели. Построю-ка я себе новый дом…
И, действительно, чувствовала она в себе столькие силы, что и постройка нового дома представлялась ей делом вполне возможным — даже и то, что у нее не было никаких необходимых для такого дела инструментов нисколько не смущало маленькую Вэлду. Вот увидела она почти полностью занесенные снегом заросли кустарника, да и направилась к ним, намериваясь построить для начала хижину из веток.
И тут появились волки. Это была довольно большая, и, судя по отвислым бокам, очень голодная стая. Впрочем, даже если бы была и не стая, а только один волк — все равно не смогла бы с ними совладать девочка. Не испугалась Вэлда, просто вздохнула, и закрыла глаза, радуясь тому, что перед смертью пережила она такое чудо. Долго она так стояла, все ожидала, когда вцепятся в нее волчьи когти — так ничего и не дождалась, и как открыла глаза так и не поверила им. Оказывается, волки вместо того, что бросаться на нее, начали возводить избу. Да и не только волки были. Пришло еще и целое семейство белых медведей — они принесли бревна, которые и складывали в стене. Вэлда так и стояла изумленная, а через час изба — та самая изба, в которой мы сейчас сидим, была уже возведена. Кустарник, а еще пучки соломы, которые неведомо из каких далей принесли птицы, пошли на утепление стен и на крышу. Избушка вышла не большая, но такая ладная, такая стройная, что любо дорого было на нее глядеть. Рассмеялась Вэлда, и подошла к каждому из своих помощников, каждого обняла, каждого в лоб поцеловала. А тут прибежал уж медведь дверь открывает, приглашает, стало быть, в горницу войти. Вошла Вэлда, видит этот самый стол, а на нем белочки суетятся, последние кушанья для нее расставляют. Вэлда уж ничему не удивлялась, только всех благодарила и улыбалась — вот уселась за стол, видит, что все ее друзья в нерешительности стоят — и их пригласила, на всех еды хватило, и такой еды замечательной, что Вэлда никогда такой и не пробовала.
А сразу же после обеда вышла она на двор, и увидела, что там уж куницы хвостами своими пушистыми снег сметают, и что земля уж открывается. Тут прибежали олени, но не небесные, а обычные, северные олени — тоже, правда, красавцы стройные. И вот рогами своими взрыхлили они землю. Вэлде оставалось только посеять семена…
Ну а дальше — потекли для девочки дни новой, непохожей ни на что бывшее прежде жизни. Просыпалась она обычно с первыми лучами зари, и тут же шла в свой сад. Семена в несколько дней проросли, а еще через неделю поднялись ей уже по пояс — это были те самые, дивные растения, которыми любовалась она, когда пребывала в садах небесного оленя. И каждое из этих растений она любила как брата, и каждое из них знала по имени — если бы хоть одно погибла, то его гибель была бы для девочки такой же трагедией, как гибель близкого человека. Она и не замечала, как преображается украшенная прежде лишь одинокой, погнутой березой вершина холма — в основном благодаря ее заботам там расцветал небесный благоуханный сад. Целый день проводила она в общении со своими новыми сестрами и братьями — растеньями, ну а звери верно служили ей — приносили еду, укладывали стол.
Неделя за неделей проходила — долга, почти нескончаема северная зима. Из поселения по ночам видели дивное сияние, которое поднималось над холмом Вэлды, но они то думали, что — это исходит из небес. Но однажды проходили поблизости охотники и… нет — они не заметили сада, так как очень утомились. Нет сама Вэлда стремительной тенью бросилась к ним на сани, и стала развязывать оленя, которого они везли. Она даже и не поняла сначала, что олень уже мертв, а когда поняла, то так разрыдалась, что, право, нельзя было глядеть на нее без сострадания. А охотники остановили сани, глядели на нее с изумлением, а затем — медленно опустились на колени.
— Кажется — это наша Вэлда. — тихо, с благоговением прошептал один из них.
— Да нет же… — молвил другой. — …Может и была когда-то, но теперь… Ты только взгляни — небесные духи преобразили ее…
Тут испугалась Вэлда — о чем это таком говорили охотники. Каким это образом она преобразилась? Ведь за все время с возвращения, она еще не видела своего отражения. И тогда она стала молить, чтобы охотники дали ей какое-нибудь зеркальце. Зеркальца у них не нашлось — зато отточенный клинок охотничьего кинжала хорошо послужил для этой цели. И Вэлда увидела, что вся она сияет, что плоть ее стала призрачной, почти воздушной, словно бы из света звезд сотканной — неудивительно, что голодные волки на нее не позарились — можно ли насытить свою утробу звездным светом?.. Лик был такой прекрасный, и так приятно было избавиться от страха, что она счастливо рассмеялась, и стала в эти мгновенья такой прекрасной, что охотники принесли ей такую мольбу, какую приносили разве что небесным божествам. А еще через несколько минут, они с сияющими ликами, словно дети малые носились по ее саду, и смеялись, ибо верили, что попали в лучшую, вечную жизнь. Вэлда же тем временем приложила к ранам оленя целебные коренья — и они сделали, казалось бы невозможное — вернули его к жизни. Благодарственно взмахнул он рогами, да и умчался на снежное раздолье… И только когда он убежал, то поняла Вэлда, что ради его спасения вырвала одного из своих братьев — в первое мгновенье боль кольнула сердце, ну а потом — поняла она, что именно так и надо было поступить, что ради спасения жизни этого оленя и поднялся он из земли. Так же поняла она тогда, что и многие из тех растений, которые так любила она предназначены для излечения разных болезней, для придания сил. Были среди них, конечно, и такие, которые и выросли специально для того, чтобы ублажать взоры — она приняла это как должное, и с помощью этих растений изготовила для своих гостей охотников кушанье столь вкусное, наделенное столь могучими целебными свойствами, что, когда они вернулись в деревню, то их и не узнали сначала, приняли за гостей из какого-то заморского, дивного племени. Ну, а потом, как узнали, как пошли расспросы — тут предела не было удивлению. Тут и радость была, и даже испуг — но только недоверия не было, так как стоило только взглянуть на просветленные лики охотников, как сразу ясным становилось, что действительно пережили они что-то такое небывалое. И все, кроме мачехи и дочерей ее были рады возвращению Вэлды, так как все ее очень любили, знали девочкой доброй, скромной, трудолюбивой. Мачеха же вернулась домой сама не своя, вся бледная, да и шипит дочерям, которые все время на печи грелись: