Последняя принцесса Нуменора
Шрифт:
Так печально закончился Праздник Благодарения. Загадочная смерть Чернолуна и болезнь принцессы вызвали много толков среди Верных. Их думы омрачало предчувствие, что мир с Нуменором продержится недолго.
Глава 22 Рождение высшей расы
Сизым утром Буги разбудили тычком палки под ребра и погнали на кухню пить кофе. Вилли Жбан и Какафония уже были там. Он так привык к кличкам, что даже мысленно обращался ко всем не иначе, как по прозвищам. Да и не должны были настоящие имена звучать в этих стенах! Вот если он вырвется отсюда на свободу… А здесь он — холуй, клоун, непонятно кто, ненастоящий Буги.
Кофе был пережженный и противный, но он уже перестал жаловаться. Последнее время он все больше молчал, хотя с напряженным любопытством слушал, о чем говорят другие.
— И сегодня не побрился! Посмотри, на кого ты стал похож! — всплеснула руками Какафония.
— Да,
Сам Вилли за собой следил. Горячая ванна была одним из его излюбленных наслаждений — и ему удавалось добиваться этого блага, когда в цирк приходили посетители, чтобы поглядеть на «артистов» не во время представления, а во время досуга. Дамы находили сцену купания Вилли умилительной. Бывало, что он получал за это представление кружку пива в придачу. Вилли старался произвести благоприятное впечатление и очень надеялся понравиться какой-нибудь знатной особе, чтобы сменить хозяина. Изнурительным и хлопотным было ремесло фигляра для хоббита почтенного возраста, куда спокойнее было бы жить в качестве домашнего питомца в одном из богатых домов Нуменора. Недавно он был так близко к вожделенной цели! Сама Эльсия — любовница короля — обратила на него благосклонный взор. И что же? Этот мерзавец Громилло посмел отказать ей. Вернее, обещал, что обязательно привезет ей из Средиземья молодого, пригожего хоббита. А такой заурядный и староватый экземпляр, как Вилли, ей ни к чему. Та, конечно, загорелась, захлопала в ладоши и заказала себе не взрослого хоббита, а малюсенького хоббитеночка. Замогильный Голос, как узнал об этом, даже почернел от негодования. Да и все они разозлились. Эти громадины всюду суют свой нос. Что если они и вправду до их славных мест доберутся? Вот ведь паршивый народ: ни меж собой поладить не могут, ни другим спокойно жить не дают. Хоббиты живут — никому не мешают, на чужое не зарятся. От чужого — беда да и только. Все же Вилли Жбан не терял надежды, что однажды хозяин продаст его в добрые руки и балаганной жизни наступит конец. Буги тоже лелеял сладостные мысли о спасении, но в отличие от Вилли не желал менять одно рабство на другое. С жадностью ловил он слухи о новом государстве в Нуменоре, об оппозиции Верных королю, о белом волке. Он ждал перемен. Тот порядок, что действовал в Нуменоре, Буги находил вопиюще несправедливым. Вот-вот благородные люди придут к власти, и все изменится. Буги мечтал сбежать из цирка, найти Роменну. Авось там его ждет более достойный прием, и он встретит кого-нибудь из старых друзей, хотя бы волка.
Он приметил, что меньше всего за ними следят, когда они находятся в клетках, надежно запертых на тяжелые замки. Все ключи были у Громиллы, а он, к сожалению, не был растяпой. Расстояние между прутьями было такое, что Буги мог бы высунуть обе руки одновременно, но ни плечи, ни голова не пролазили, как он ни старался. Дома, в Грибном Рае, родственники укоряли его неприличной для хоббита худобой. Но для побега даже он был недостаточно худ. С тех пор как Буги услышал о преступных помыслах Громиллы наловить в Средиземье хоббитят на забаву разжиревшим нуменорцам, терпение его лопнуло, сменившись яростным чувством мести. Желание сбежать и не допустить готовящегося произвола выросло в твердую решимость. Ночи напролет Буги занимался изнурительной гимнастикой, бубня себе под нос неразборчивые для других слова. Никто особенно не удивлялся его поведению, что у этого хоббита не все дома, было заметно сразу. Он же повторял одно и то же: «Как мышь проходит через узкое горло кувшина, так и Буги проходит сквозь прутья решетки. Кости принимают нужную форму, тело подобно гибкой змее». И так бесконечное число раз. Порой он доводил себя до одури этими упражнениями, а Громилло злился, считая, что хоббит недолго еще протянет.
Прошлой ночью все обитатели цирка проснулись от жуткого скрежета. При свете факелов в шатер втащили огромную железную коробку. Громилло — их мучитель, осклабившись, поздравил их с пополнением. Уродливая коробка занимала всю кухню, изнутри не раздавалось ни звука.
— Это еще один тролль, — сообщил вездесущий Вилли Жбан, — Громилловы молодцы давно за ним охотились.
— Так, значит, у нашего тролля будет компания? — Буги оторвался от кофе. — Им придется рыть яму побольше?
— Едва ли два тролля уживутся в одной норе, — засомневалась Какафония.
— Может, они родственники? — предположил Буги.
— Вряд ли эти двое даже увидят друг друга, — заговорщически подмигнул Вилли Жбан. Его так и распирало от какой-то ему одному ведомой тайны.
— Что ты имеешь в виду? — спросили Буги и Какафония в один голос.
— Мм… А зачем хозяину второй тролль, сами посудите?
— Да он такой жлоб, ему б всю нечисть сюда перетащить, и все будет мало.
— Не скажите. С троллем вон сколько возни.
— Ладно тебе. Мутишь чего-то. Я думал, ты что-то знаешь.
— Конечно, знаю, — надулся от важности Вилли, — сегодня последний выход Хрумодрума, друзья.
— Но почему?!
— Играем до рассвета.
Буги сообразил не сразу. Их представление и впрямь начиналось поздно, после полуночи. Они будут выступать на площади перед Черным храмом Моргота. Им впервые предоставляли такое огромное пространство для балагана. Смотреть ночное представление собирался весь город. Хоббиты участвовали в нескольких маленьких номерах, незамысловатых шутках. А гвоздем программы должен был стать тролль Хрумодрум.
— Так вот, весь ажиотаж только потому, что нуменорская публика желает убедиться, что тролли действительно превращаются в камень при первых лучах солнца, — пояснил Вилли.
— Не может быть, — испуганно прошептал Буги.
— Отчего же нет? — не понял его Вилли. — Вот и посмотрим, не врут ли сказки.
— Он же умрет! — возмутился Буги. — Они устраивают зрелище из его смерти?
— Арфест начал подбивать хозяина испытать нашего тролля еще до того, как ты здесь появился. Хозяин сначала артачился, хотел найти замену. Ну а теперь ему ничего не мешает. Говорю вам, сегодня мы увидим Хрумодрума в последний раз.
— Надо предупредить его, — угрюмо буркнул Буги.
— Да ну, только расстроишь парня, — возразил Вилли, — к тому же, он так туп, что ему ничего не втолкуешь.
Тут пришли «палачи» (так хоббиты называли своих надсмотрщиков) и прогнали их из кухни репетировать. Завтрак закончился.
Все эти дни Ар-Фаразон пребывал не в духе. С тех пор, как он по совету Саурона разрешил Верным выделиться в особое государство и жесткий контроль над ними в Роменне был снят, королю казалось, что появилась угроза его власти. Нуменорцы ждали объяснений тому, что произошло в Черном храме в ночь нашествия призраков, но жрец так и не разъяснил ничего людям, и паства его поредела после этого происшествия. Король устал выслушивать упреки и опасения подданных, так же как и догадываться о том, что же произошло. Нервы его были на пределе. От головной боли спасал лишь опиум. В зеркале он казался себе постаревшим лет на сто. О, как он боялся умереть! Каким подозрительным стал! Как мудро он поступил, не обзаведясь потомством, иначе ревность к молодости своих детей толкнула бы его на преступление. Всех вельмож и отпрысков знатных родов подозревал Фаразон в тайной измене, а больше всего он боялся Амандила. Король-мертвец напророчествовал, что ему еще недолго осталось царствовать! А он намеревался стать последним королем Нуменора. Вечным бессмертным королем. Он все ждал, что жрец объяснит ему свои планы. Терпеть другое государство под боком — это было выше его сил. Объявить войну и уничтожить Верных как можно скорее — вот единственно разумное решение! Жрец молчал и не подсказывал, как ему лучше поступить. В конце концов, Ар-Фаразон начал подозревать и его. Саурону мысли короля были известны и без гневных взглядов, испепеляющих его персону. Его волнение приводило жреца в восторг. Король привык, что Саурон выдавал ему готовые решения на все вопросы и пользовался его указаниями, как своими собственными идеями. А теперь сходил с ума от замешательства без своевременной подачки, которая обеспечила бы мудрый выход из создавшегося положения.
Ар-Фаразон не выдержал и холодно объявил Саурону, что он собирает своих советников, чтобы обсудить назревшие проблемы. На этом совете Саурон наконец соизволил высказаться.
— Не стоит опасаться Верных, — выступил он, — их немного, жалкая горстка. Король с легкостью разделается с ними в любой момент.
— Их сила не в количестве, а в силе духа, — мрачно возразил король.
Саурон скривился:
— Ну да. Если мы развяжем с ними войну, то нам не вы-играть малой кровью. Я уверен, что они будут самоотверженно драться и с радостью погибнут, защищая свои мечты и новоиспеченное государство. Потом они прослывут героями, люди сложат о них щемящие душу песни, а песни живут дольше королей, Ваше Величество.
— Мне плевать на песни, — прорычал Ар-Фаразон, — я буду жить всегда.
— Я не собирался растрогать Вас, Ваше Величество. Я просто не желаю, чтобы враги погибли смертью быстрой и героической. Пусть они себе возятся, суетятся, придумывают законы для своего мизерного государства. По сути, им нечего противопоставить мощи Нуменора и никогда не внушить Вашим подданным любви к Валарам, а тем более к эльфам. Чтобы они ни предприняли, они обречены на проигрыш. Многие люди ненавидят их за то, что Верные считают себя морально выше других, сбившихся с «верного» духовного пути, и за то, что напугали их призраками. Не мудрее ли будет для нас понемногу разжигать в нуменорцах эту ненависть к элендили, чем посылать в бой королевскую гвардию? Пусть они прочувствуют, как безнадежен их путь, поймут, что больше не принадлежат этому миру стойких искусных людей, которые берут от жизни все, что захотят. Горечь поражения разъест их сердца, один за другим они падут от скорби. Вам не стоит волноваться по поводу Верных, время отомстит им лучше, чем это сможете сделать Вы.