Последняя принцесса
Шрифт:
Уэсли подогревал очередной котелок с подсоленной водой. Когда она уже закипала, он окунул в нее полоску ткани, оторванную от простыни.
— Хорошо. А теперь ожог.
Острожными прикосновениями он очистил мою щеку теплой тканью.
— Поверить не могу, что Порция сделала это, — тихо сказал Уэсли.
Помолчав, я заговорила нарочито спокойно:
— Вы когда-то были вместе?
Уэсли печально и горько засмеялся и покачал головой.
— Мы с Порцией никогда не были вместе, Элиза, — медленно сказал он, — она моя сестра.
Я открыла рот от удивления
— Но вы такие… разные.
Он снова приложил к моей щеке теплую ткань.
— В детстве мы были неразлучны. Но после смерти матери Порция изменилась.
Постепенно я начала понимать, в чем дело. Этот дом — последнее, что осталось у него от матери.
— Прости, — выговорила я.
— Порция думала, что мама нас бросила. Но это не так. Она никогда бы нас не оставила. — Выражение его лица стало жестче. — Мой отец убил ее и представил это как самоубийство.
Я заморгала, ошеломленная его откровенностью. Просто не могла представить себе, каково это — знать, что твой отец убил твою мать. Уэсли отвернулся и так сжал кулаки, что, когда посмотрел на свои ладони, увидел кровь.
— Но почему? — прошептала я, не в силах молчать.
— Она… узнала о нем кое-что.
Он стал помешивать угли кочергой. Пламя яростно взвилось.
— Я иногда возвращаюсь сюда, чтобы подумать и побыть одному. Порция здесь не бывает. Не уверен, что она вообще что-то помнит. Прости, не надо было тебе об этом рассказывать.
— Хорошо, что ты рассказал.
Я накрыла его ладонь своей. В его душе жила та же печаль, что и в моей. Такая, что находит тебя еще маленьким и остается с тобой навсегда.
— Ты кому-нибудь рассказывал? — тихо спросила я.
— Нет, даже Порции. Если бы отца посадили в тюрьму, мы бы остались одни. Я хотел пощадить ее, уберечь от боли. Но…
Он умолк, глядя в огонь.
— Прости еще раз, — сказала я, — это был ужасный выбор.
— Знаешь, что самое странное? — сказал он с горечью. — Я все еще люблю отца, хотя и знаю, что он сделал. И в то же время ненавижу его за то, кто он такой, и за то, что он сделал с Порцией.
Я ничего не сказала.
— Я горевал о матери, но Порции пришлось хуже. Она решила, что мама не любила ее достаточно сильно, чтобы жить для нее и заботиться о ней. Она пошла в амбар, где держала выводок крольчат и ухаживала за ними, и свернула им шеи. Так появилась новая Порция. — Он стиснул руки. — Ей тогда было восемь лет.
Я сидела молча, глядя в огонь и думая о своих брате и сестре. Где же их похоронили? Неужели они уже на небесах, с нашими родителями? Думая обо всем, через что пришлось пройти нашей семье, о боли, горе и ужасе, я снова возжелала убить человека, который был виной всему.
— Ты не знаешь, где я могу найти Корнелиуса Холлистера?
Уэсли резко повернулся ко мне:
— Он в Тауэре в Лондоне. А что?
— Он убил мою мать и моего отца, — тихо сказала я. — А возможно, еще брата и сестру. Он забрал у меня все,
Уэсли с мрачным видом рассматривал свои руки.
— Ты хоть понимаешь, сколько солдат его охраняет? Они вооружены до зубов.
— Да. Я знаю, что погибну, и к этому готова.
— Ты не понимаешь! — сорвался он. — Он хочет уничтожить твою семью! Если ты умрешь, он сможет короноваться.
— Разве это не то, чего ты хочешь? — Я выпрямилась и отняла тряпку от щеки. — Я забыла, что мы по разные стороны баррикад, лишь потому, что ты спас мне жизнь.
— Мы не по разные стороны, — тихо возразил он.
— Пока ты в армии Холлистера, по разные.
— У меня не было выбора!
— Выбор есть всегда, — покачала я головой. — Я понимаю, каково это — мерзнуть и голодать… теперь понимаю. Но если ты правда не веришь в его дело, неужели нельзя было найти другой выход для вас с Порцией?
— Не в том дело, ты не…
Он помолчал.
— Пожалуйста, просто обещай мне, что не сбежишь с какой-нибудь самоубийственной целью.
Наши взгляды встретились, и на этот раз я не отвела глаза. Вместо этого позволила себе рассмотреть его при тусклом свете камина. Что-то изменилось. Застывшая маска солдата исчезла, передо мной был печальный одинокий парень. Я смотрела на его мягкие вьющиеся волосы, отливающие темным золотом, блестящие зеленые глаза, широкие плечи.
Наверное, я казалась ему такой уродливой — остриженная почти наголо, с красными волдырями на щеке. Я прикрыла лицо ладонями.
— Прекрати, — сказала я. — Я не…
— Элиза, — перебил он, взял мои руки в свои, осторожно отвел их от лица и приподнял мой подбородок, чтобы лучше меня разглядеть. — Ты красивая.
Он придвинулся ближе. Я почувствовала его дыхание на своих губах, теплое и нежное. Потом наши губы соприкоснулись. Его рука нежно заскользила от щеки к затылку, пальцы пробежали по шее, едва касаясь линии волос.
На миг он замер, и я знала, что он дает мне возможность отстраниться. Но я наклонилась ближе, раскрывая губы и отвечая на поцелуй, охваченная странной неутолимой жаждой. В этот момент все словно потонуло в забытьи: клеймо на щеке, знак Новой стражи, беспокоящее знание о том, что Корнелиус Холлистер в Тауэре. Имело значение лишь то, что мы здесь, опускаемся на подушки и целуемся, а огонь превращается в тлеющие угли и остывает.
Уэсли притянул меня к себе, словно обволакивая теплым коконом.
— Уже поздно. Тебе надо поспать. Иди в спальню — я могу спать здесь.
Он показал на диван.
Я кивнула, но не хотела, чтобы он меня отпускал.
— Пойдешь со мной?
Он встал и отвел меня в спальню. Я легла под покрывало, все еще в форме, и потянула его к себе. Он поставил фонарь на прикроватный столик и потушил фитиль, так что в комнате стало темно. Устроившись, обнял меня за талию, словно защищая. От его кожи пахло свежестью, как от воды. Я закрыла глаза, на миг представив, что это будет длиться и длиться, что мы навсегда останемся в тепле этого домика посреди отравленного леса.