Последняя пристань
Шрифт:
— Чего смотришь? — спросил Спиридон, покрутив шапкой. — Она теплая.
Евдоким взял треух, помял его в руках и осторожно натянул на голову.
— Тебя в нем жена не признает, — смеясь, произнес Спиридон. — Слишком уж страшно выглядишь. В таком ехал, может, и не напали бы.
Евдоким невесело улыбнулся и снял шапку. Шишкин, между тем, принес самогонку и поставил на стол две кружки.
— За спасение выпить надо, — сказал он, заметив настороженный взгляд Евдокима. — А ты бы принесла нам чего-нибудь закусить, — обратился
Жена поставила на стол чашку соленой капусты и остывшие, оставшиеся от ужина пироги с картошкой. Евдоким равнодушно скользнул взглядом по закуске и, подняв кружку, одним движением опрокинул самогонку в рот.
— Бери капусту-то. Чего не ешь? — спросил Спиридон и снова наполнил кружки.
— Не естся что-то, — ответил Евдоким и полез в карман за кисетом.
Спиридон молча смотрел, как он скручивает цигарку, высекает из кремня огонь. Потом заметил:
— Никак человеку неймется. Все он хочет, не заработав, прибрать чужое добро к своим алчным рукам. А оно, добро-то, становится добром только тогда, когда его сам заработаешь. Ты думаешь, твои деньги пошли бы им на пользу? Пропили бы их завтра же и весь сказ. Да и у нас в селе скольких раскулачили, добро их колхозу отдали, а разве колхоз от этого стал богаче? Я думаю, самое большое добро — это руки, которые его делают. А все остальное — мирская суета.
— Каждый судит о жизни по-своему, — произнес Евдоким. — Одни стараются работать, другие думают, как их обворовать.
И ничего, наверное, с этим не поделаешь.
Он снова выпил налитую ему самогонку и, пожевав немного капусты, засобирался домой. Спиридон не стал его отговаривать. Подождал, пока Евдоким наденет полушубок и свою новую шапку, и проводил его за ворота. Поудобнее устроившись в санях, тот понукнул лошадь. Она резво взяла с места и вскоре вместе с ездоком исчезла за деревенской околицей.
Ночь, как назло, выдалась темная. Чуть подтаявший днем, а сейчас подмерзший снег звенел, и Евдокиму казалось, что его коня слышно за версту. В каждом кусте, выплывающем из темноты, мерещились бандиты. Одной рукой он держал вожжи, другой сжимал берданку. У него отлегло от сердца лишь тогда, когда он увидел в окне своей избы тусклый огонек коптилки.
Наталья поначалу не узнала мужа.
— Господи, что это ты на себя напялил?! — увидев на нем странную шапку, воскликнула она. — Что с тобой? — она показала рукой на перевязанную голову.
Он стянул с головы треух, повесил шубу и достал из ее кармана кашемировый полушалок.
— Вот, привез тебе подарок, — сказал Евдоким и протянул покупку жене.
Она взяла подарок, развернула его в вытянутых руках, встряхнула. Черный полушалок с тисненными на нем красными розами понравился ей. Наталья улыбнулась, накинула его на плечи и повернулась к Евдокиму. Он прижимал пальцами повязку на голове и морщился. Даже при тусклом свете коптилки Наталья увидела
— Что это? — с тревогой спросила она.
— Гошку Гнедых встретил, — ответил Евдоким, опуская руку.
— Подрались, что ли?
Евдоким подробно рассказал ей о ярмарке, о Гошке и том, что с ним случилось в дороге.
— А шапку мне Спиридон подарил, — закончил он. — Кстати, очень удобная.
Затем начал доставать из кармана деньги, считать выручку. Наталья долго смотрела на них, на его перевязанную голову, потом сказала:
— И неужели из-за этого можно убить человека?
5
В середине апреля на Чалыше начался ледоход. Вровень с берегами неслись льдины, некоторые из них, натыкаясь на кусты тальника, разворачивались и застревали, создавая затор. Вода с глухим шумом перекатывалась через них. Евдоким с Натальей несколько раз выходили на берег, смотрели на разъярившуюся реку. И удивились однажды, увидев среди льдин человека в лодке, на носу которой сидела собака. Канунников долго всматривался в путешественника, пока не узнал Спиридона.
Когда тот, пробираясь среди льдин, причалил к берегу, Евдоким помог ему вытащить из воды лодку. Собака тут же выпрыгнула на песок и закрутилась у ног Спиридона. Тот протянул Канунникову руку и, пожав его ладонь, похлопал другой рукой приятеля по плечу.
— Рана-то зажила? — спросил он, оглядывая Евдокима. — Я как увидел тогда, испугался. Кровищи было, не дай Бог.
— Зажила, — улыбнулся Евдоким и потрогал пальцами макушку. Его тронула забота Спиридона.
— Тебе привез, — сказал Шишкин, кивнув на пса. — Сероглазовский. Всю зиму караулил пустой дом. Собаке без хозяина нельзя. Одичает.
Канунников посмотрел на собаку. Она показалась ему красивой. Здоровый лохматый пес с широкой грудью и маленькими, словно у волка, ушами.
— Как его зовут? — спросил Евдоким.
— Буяном.
Услышав свою кличку, собака насторожилась. Спиридон потрепал ее по голове, затем достал из лодки ружье, чему очень удивился Канунников, мешок с вещами и они направились в избу.
— Порыбачить приехал, — заметив удивление на лице Евдокима, произнес Шишкин. — Да пострелять немного. Утки-то есть?
— Летают, — неопределенно ответил Евдоким.
Снаряженных патронов у Шишкина не было, зато он привез с собой порох и дробь. И щедро поделился этим богатством с Евдокимом.
Канунников любил охоту. Ему нравились уже сами приготовления к ней. Он никогда не выбрасывал старые, негодные даже на подшивку валенки. В свободное время вырубал из них пыжи. Так же аккуратно хранились у него и гильзы. Берданка не очень бережет их. Когда впопыхах передергиваешь затвор, гильза может улететь на несколько метров. Но Евдоким подбирал каждую.