Последняя тайна храма
Шрифт:
– Исследовательские?
– В том числе. Гиммлер стремился найти подтверждение тому, что арийская германская культура не замыкалась в пределах северной Европы, а была двигателем всей современной цивилизации. Кроме того, «Анненэрбе» промышлял грабежом, причем в беспрецедентных масштабах. Памятники древности тоннами вывозились в Берлин, к вящей славе Рейха. Нацисты были одержимы страстью к истории, но вдвойне они были одержимы, когда речь заходила об исторических памятниках. Ведь если владеть реликтами прошлого, то в какой-то степени можно подчинить себе и саму историю.
– И какое участие во всем этом принимал Хот?
– Самое непосредственное. Как я сказал, он был великолепным археологом. А также активным сторонником нацистской партии. Его отец, промышленник Людвиг Хот, дружил с Геббельсом. Так что неудивительно, что через некоторое время Хоту-младшему предложили – или он сам предложил, что тоже возможно, – применить свой опыт и знания для поддержки нацистской пропаганды. Ему было всего двадцать три года, когда основали «Анненэрбе», но Гиммлер лично назначил его главой египетского отдела, дав в секретном письме команду вести как можно больше раскопок и вывозить как можно больше древностей.
Дюпон затянулся сигарой и провел несколько раз туда-сюда рукой, разгоняя клубы голубовато-серого дыма.
– Вслед за тем Хот три года ездил по Египту, делая вид, что проводит многочисленные раскопки под прикрытием «Дойче ориент-гезельшафт». На самом деле он по большей части воровал все ценное, что попадалось под руку. По приблизительным оценкам, в Германию было вывезено несколько тысяч памятников древности. Сохранилось письмо Гиммлера Гансу Рейнрату, также археологу и члену НСДАП, в котором шеф СС в шутку жалуется, что Хот превратил замок Вевельсбург (где находилась штаб-квартира СС) в съемочную площадку фильма «Мумия».
– Но как это связано с Кастельомбром? Я не понимаю… – постаралась вернуть разговор к интересовавшему ее предмету Лайла.
– В этом-то вся загвоздка! – улыбнулся Дюпон. – На поверхности вроде бы никакой связи действительно не прослеживается. До тридцать восьмого года Хота интересовал исключительно Египет. И надо сказать, что в отличие от Гиммлера и его окружения он никогда не увлекался всякой оккультной чушью типа Святого Грааля и Атлантиды. Он был, вероятно, изрядный грабитель, но точно не псих.
Однако, – продолжил Дюпон, – в ноябре тридцать восьмого Хот, этот лучший, по всеобщим оценкам, археолог Египта своего времени, для которого страна фараонов была всем на свете, неожиданно прекращает работу в Египте и погружается в изучение каких-то дремучих средневековых легенд о спрятанном сокровище. Поразительная перемена – причем не только в сфере интересов, но и в характере. Даже не пойму, почему об этом так мало пишут.
Лайла нахмурилась и стала постукивать ручкой по блокноту.
– Так что же все-таки произошло в тридцать восьмом году? Что вызвало такую радикальную перемену?
Дюпон пожал плечами:
– Непонятно. Еще час назад Хот с помощниками преспокойно копал где-то на окраине Александрии, а тут вдруг сворачивает раскопки и стремглав мчится в Берлин, на встречу с Гиммлером. Причем, очевидно, проблема возникла значительная, если Гиммлер ради встречи с археологом перенес визит аж к самому фюреру. Через пару дней Хот уже в Иерусалиме, что-то замеряет в храме Гроба Господня и попутно интересуется у служителей легендой восьмисотлетней давности о закопанном золоте.
– Вильгельма де Релинкура? – предположила Лайла. Француз утвердительно кивнул.
– И это только самое начало. Пять лет Хот ездит по Европе и Ближнему Востоку, шарит по библиотекам, изучает частные коллекции рукописей, копает везде, где только можно – от Турции до Канарских островов, – и все в поисках сокровища, из тех, про которые мальчишки выдумывают байки. Но вот в сентябре сорок третьего года он оказывается в Кастельомбре, и тут происходит развязка.
– Неужели ничего не известно о том, зачем он все это делал? – спросила Лайла. – Что он искал?
Дюпон покачал головой.
– Можно, конечно, предположить, что он просто выполнял приказы начальства. Какую-нибудь идиотскую причуду Гиммлера. В конце концов. Хот был идейным нацистом и беспрекословно подчинялся приказам вождей партии. А может, он всего лишь рехнулся. Ведь немало же есть примеров, когда ученые настолько увлекаются своей темой, что теряют всякую связь с реальностью.
– Хотя вы так не думаете…
– Нет, я так не думаю. Я считаю, что он и правда искал нечто необычайно важное для Рейха, такое, что перевернуло его жизнь.
Дюпон посмотрел на кончик сигары, затем перевел взгляд на Лайлу.
– И что бы это ни было, я думаю, он все же нашел сокровище в Кастельомбре.
Дюпон некоторое время молча смотрел на журналистку, а затем, криво улыбнувшись, встал со стула и включил чайник.
– Однако подтверждений у меня, к сожалению, нет. С самого начала раскопки в Кастельомбре были окутаны аурой небывалой секретности, даже по нацистским масштабам. Мы с уверенностью знаем лишь то, что Хот появился там в середине сентября сорок третьего года, привезя с собой археологическое снаряжение и зондеркоманду СС, специализировавшуюся на раскопках и мародерстве. А через три недели он уехал, прихватив с собой какой-то таинственный ящик.
Лайла подалась вперед, ее грудь учащенно вздымалась от волнения.
– А известно, что было в нем?
Дюпон покачал головой:
– К сожалению, неизвестно. Однако мы знаем, куда его отвезли. Через три дня после того, как Хот уехал из Кастельомбра, он появился на северо-западе Германии, в Вевельсбурге, где его встречали ни больше ни меньше, как Генрих Гиммлер и сам фюрер.
– Не может быть!
– Да, это более чем необычно, – согласился Дюпон, выпуская густой клуб дыма. – Однако у нас есть достоверный источник: один из адъютантов Гиммлера записал в своем дневнике, что Хот был торжественно награжден Рыцарским крестом (тем самым, что вы видели). Затем Гитлер произнес перед ним речь, заявив, что содержимое привезенного Хотом ящика недвусмысленно указывает на то, что ему, Гитлеру, суждено завершить начатое Титом.