Последствия неустранимы
Шрифт:
– Не знала расписания, потому и уехала. В прошлом году были вечерние рейсы, думала, все так и осталось.
– Продажа билетов на Ригу началась под утро, как утверждает Дубков, а вы говорили мне, что с вечера подходили к кассе...
– От бесонницы спутала.
Антон показал справку из сберкассы.
– Вот здесь черным по белому написано, что последний раз вы снимали деньги со своего счета полгода назад. Почему утром сегодня солгали?
– Не думала, что будете проверять, безответственно ляпнула, довольно быстро ответила Огнянникова
– У меня дома на всякий случай триста рублей лежало...
– А какие семьсот рублей положили на сберкнижку первого сентября?
– Дачу продала.
– Кому?
– Одному покупателю из Новосибирска.
– Как фамилия его? Адрес?
– Представьте, не спросила.
– Не хотите говорить - не надо. Разыщем этого покупателя, а пока пойдем дальше... Почему сорвалась нынче ваша поездка с Головчанским в Николаевку?
Огнянникова вроде бы растерялась, но тут же, словно упрекая Бирюкова, осуждающе покачала головой:
– У вас завидное упорство... Я уже говорила, что сто лет никаких дел с Головчанским не имею, а вы по-прежнему продолжаете гнуть свою линию.
Бирюков достал письмо Головчанского к Геворгу Тиграновичу Алексаняну и показал его Огнянниковой:
– Прочитайте в конце... "Приеду опять с Лапушкой. Она низко кланяется вам с Сильвией Оганесовной..."
Огнянникова сосредоточенно прочитала написанное:
– Ну и что?.. У Головчанского, знаете, сколько "Лапушек" было.
Антон показал протокол опознания:
– Вот юридический документ, подтверждающий, что в роли "Лапушки" в прошлом году выступала Анна Леонидовна Огнянникова. Теперь мне понятно, почему вы не соглашались ехать с Хачиком к его родителям в Николаевку. Они сразу вас узнают и спросят сына, кого привез в снохи...
– Не говорите глупостей! Почему именно мою фотокарточку посылали для опознания?
– с вызовом спросила Огнянникова.
– Не лучше ли было фото Нади Тумановой послать?..
Бирюков поочередно показал протоколы с фотографиями Софьи Георгиевны, Тоси Стрункиной и Нади Тумановой:
– Вот сколько посылали... Но Геворк Тигранович и Сильвия Оганесовна из всех опознали вас...
Лицо Огнянниковой стало таким растерянным, словно Анна Леонидовна только что очнулась от кошмарного сна и никак не могла вернуться из забытья к реальной действительности.
Антон молчал. Пауза стала затягиваться. Наконец Огнянникова усмехнулась:
– Не можете толком расследовать преступление и решили на мне отыграться? Решили меня во всем обвинить?..
– Разве я в чем-то вас обвиняю?
– спросил Бирюков.
– Ну а разве нет? Через столько дней после смерти Головчанского какие-то протоколы организовали. Сразу не могли этого сделать?
– Николаевка от Сибири слишком далеко, потому и задержка вышла, спокойно сказал Антон.
– Я, Анна Леонидовна, добиваюсь от вас одного: говорите правду. Неужели еще не можете понять, что изворачиваться бессмысленно?..
Огнянникова снова надолго замолчала. Она сосредоточенно
– Поймите, Аня, теперь буду проверять каждое ваше слово, - поторопил Антон.
– Ну а если скажу, что я отравила Головчанского?..
– робко заикнулась Анна Леонидовна.
– Тоже стану проверять. Чтобы вынести обвинительное заключение, одного признания мало. Нужны более веские факты и доказательства.
Огнянникова вроде бы повеселела:
– Никого я, конечно, не отравляла. Мне всю жизнь Головчанский отравил...
– Давайте по порядку. С чего началось?
– С проклятой фотографии... Это он меня пьяную сфотографировал, а после шантажировать начал. Сколько могла, я держалась, но потом...
– На глазах Огнянниковой навернулись слезы.
– Короче, в прошлом году я действительно провела отпуск с Головчанским в Николаевке. И нынче он сбивал туда поехать. Сначала согласилась. При условии, что заедем на недельку в Москву, кое-что из одежды мне купим. Поэтому Головчанский и написал родителям Хачика письмо. Потом я категорически отказалась.
– Почему?
– Хачик со своим сватовством подвернулся, златые горы стал обещать. Не пойду я, конечно, за Хачика, не люблю...
Зазвонил телефон. Бирюков ответил и тотчас услышал в трубке приглушенный голос Славы Голубева:
– Игнатьич, покраска волос состоялась в центральной парикмахерской, возле рынка, первого сентября утром.
– Одну минуту, сейчас уточню...
– Антон посмотрел на Огнянникову. Когда вы перекрасили волосы?
– Утром первого сентября, - опустив взгляд в пол, тихо ответила та. Дети с букетами цветов в школу бежали...
– Все точно, Слава. Загляни теперь в прокуратуру. Может, у Лимакина будут какие поручения, - сказал Антон и положил трубку.
Огнянникова приподняла глаза:
– Проверяли, правду ли говорю?
– Я предупредил, что стану все ваши показания проверять.
– Можете не утруждаться - лгать больше не буду.
Бирюков пригляделся к красивому даже в расстройстве лицу Огнянниковой и вдруг сказал:
– Аня, по-моему, мы с вами уже раньше встречались по одному из уголовных дел...
Тонкие брови Анны Леонидовны удивленно приподнялись:
– Что-то не помню...
– И я вас сразу не смог вспомнить - тогда вы были блондинкой. Летом прошлого года обворовали магазин в селе Заречном. Одной из улик, уличающих преступников, являлась бутылка французского коньяка "Камю", которую вы незаконно продали со склада. И вот я приходил в райпо, выяснял у вас этот вопрос... Вспомнили?..
Огнянникова смутилась:
– Три бутылки я в тот раз продала: завмагу из Заречного Тоне Русаковой, Галке Тюменцевой - из кулинарного магазина и одну себе...