Последыш. Книги I и II
Шрифт:
Часть гостей, собравшихся в приемном зале Ливадийского дворца, испытали при оглашении указов род когнитивного диссонанса, — выраженный, впрочем, у разных людей по-разному, — для других гостей это была уже «старая новость», но все встретили аплодисментами момент, когда император лично вручил Ингвару свитки с текстами указов и графские регалии: корону, коллар [160] с гербом Менгденов, — вставшим на задние лапы медведем, вооруженным на варяжский манер секирой и щитом, — и владетельский перстень. Все это, как он понимал, было в свое время конфисковано у его деда, но теперь возвращалось законному наследнику. Момент, что и говорить, исторический, а для Бармина к тому же вполне символический. Получив из рук императора графские регалии, он окончательно переставал быть самим собой,
160
Коллар (англ. collar — ошейник) — это мужское колье, символизирующее власть. Чаще всего коллары можно увидеть у мэров городов, судей конституционного суда и у глав семей с фамильными гербами.
Едва отзвучали аплодисменты, как император сделал еще одно объявление, сообщив Городу и Миру о состоявшемся ранее, — но не сказав, где и когда, — таинстве официальной помолвки между графом Ингваром Менгденом и княгиней Марией Полоцкой. Вот тут ахнули уже все, поскольку посвященных в эту «тайну Мадридского двора» было крайне мало, и никто даже представить себе не мог, что «этот Менгден» породнится с императорским домом. А между тем, к подножию трона вышли князь и княгиня Северские, чтобы завершить акт помолвки, символически передав жениху его невесту. Мария шла между ними, но, приблизившись к императору, оставила родителей и, подойдя к Бармину, встала слева от него…
Сам прием запомнился плохо. Количество впечатлений перешло в качество со знаком минус. Бармин принимал поздравления, улыбался, говорил комплименты дамам или вел вежливую беседу ни о чем, но делал все это, как во сне, сквозь туман или даже сквозь воду. Звуки и краски были размыты, мысли текли медленные, словно, на границе засыпания, и держаться в тонусе было крайне сложно. Тем не менее, внешне Ингвар функционировал на ять, другое дело, что для этого приходилось делать усилие, несоразмерное полученному результату. Наверно, поэтому, когда приличия позволили наконец покинуть императорский прием и загрузиться в любезно предоставленный князем Северским самолет, — как он попал на аэродром, так и осталось для Бармина тайной за семью печатями, — Ингвар рухнул в кресло и, находясь в прострации, пропустил и завязавшийся в салоне разговор, и объявление о взлете и маршруте полета, сделанное пилотом, и сам взлет. Более или менее, он пришел в себя после того, как выпил залпом полстакана старки, «закусил» водку чашкой крепкого кофе и сигаретой, и повторил. Вот после второй порции, — еще полстакана старки, — получив от стюарда очередную чашку с крепким кофе и, закурив следующую сигарету, Бармин окончательно вернулся в себя и огляделся, вполне осмысленно воспринимая окружающую действительность.
Итак, он находился в великолепно декорированном и обустроенном салоне частного самолета. При этом его кресло было развернуто так, чтобы он мог видеть Варвару, Елену и Марию, занявших другие три кресла, развернутых, в свою очередь, так, чтобы образовывать нечто вроде круга. Все были излишне возбуждены и порядком насторожены, и было очевидно, что, если до сих пор между ними не вспыхнул конфликт, то это лишь вопрос времени. Разумеется, все старались соблюдать приличия, поскольку скандал — это моветон. И конечно же, никто из них не назовет истинную причину напряжения, — ревность, недоверие и предубеждение, — но долго так продолжаться не будет, и Бармин возблагодарил богов, что его «возвращение» случилось сейчас, а не позже. Сейчас, — а, судя по тому, что показывали часы, они находились в полете совсем ничего, каких-то четверть часа, — он все еще мог вмешаться и разрешить назревающий конфликт с минимальными потерями.
— Прошу прощения, милые дамы, — сказал он, и на нем сразу же скрестились взгляды всех троих. — Я, видимо, опьянел от избытка впечатлений и оттого оставил вас наедине со своими мыслями. Еще раз прошу прощения, и давайте наконец разберемся с возникшей ситуацией. Елене и Варваре несколько проще. Они росли вместе, дружат, можно сказать, всю жизнь и успели вместе со мной повоевать против настоящего жестокого врага. Кстати, если я вам этого еще не сказал, милые мои, то говорю сейчас: из нас вышла отличная боевая тройка. Это следует иметь в виду, поскольку мы не только не застрахованы от новых нападений, мы на них обречены. Нас долго еще не оставят в покое, если, вообще, когда-нибудь смирятся с нашим существованием. Так что, как говорят умные люди, надейся на лучшее, готовься к худшему.
— Я, между прочим, тоже прошла боевую подготовку, — встряла в разговор Мария.
— Серьезно? — прищурилась Елена, и было неясно, иронизирует она или действительно интересуется.
— Я тренировалась с бойцами группы быстрого реагирования и с бойцами разведывательно-диверсионного подразделения спецназа Тайного приказа.
— Тренировалась или тренировалась? — уточнила ни с того ни с сего оживившаяся Варвара.
— Мне восемнадцать лет, — ровным голосом, но с явным подтекстом сообщила невеста Ингвара. — Занимаюсь с десяти лет. Ежедневно час-полтора, раз в две недели — суточные сборы, раз в два месяца — недельные. В шестнадцать лет прошла полный цикл подготовки призывника, прошедшего отбор. Восемь недель в учебке Тайного приказа. Теперь сами решайте, тренировалась или тренировалась.
— Ничего себе! — с неожиданным восхищением высказалась сестра Бармина.
— То есть, сможешь мину заложить, часового ножиком по горлу оприходовать? — продолжила явно увлекшаяся разговором Елена.
«Чем бы дитя не тешилось!» — констатировал Бармин и решил, пока в обсуждение не вмешиваться.
— Из гранатомета в окно третьего этажа, из снайперской винтовки с трехсот метров между глаз, саперной лопаткой в рукопашке, — как ни в чем ни бывало, но не без тайной гордости, продолжила Мария.
— Какой у тебя ранг? — перешла к главному Варвара.
— Семнадцатый.
— Какой, какой? — не поверила своим ушам будущая третья жена.
— Семнадцатый, — победно улыбнулась княгиня Полоцкая. — И я умею пользоваться магией в бою.
— Отлично! — подытожил Бармин. — Теперь нас уже четверо, и супостату придется несладко, если попробует нас на прочность. Но давайте все же поговорим о другом. Дамы, вы уже знаете, что Маша станет моей второй женой. Это факт объективной реальности, и обсуждению или коррекции он не подлежит. Поэтому прошу вас отнестись к Марии с пониманием и уважением, и принять во внимание, что она младше вас, и ей, на самом деле, не восемнадцать лет, а семнадцать. Я могу на вас рассчитывать?
— Да, — ответила после короткой паузы княжна Збаражская.
— Не волнуйся, — успокоила его Варвара.
— Тогда, вопрос к тебе, Маша, — посмотрел он на Марию Полоцкую. — Ты понимаешь, что у нас семья? В семье же, хуже нет — начать выяснять, кто важнее, круче или еще что. Ты станешь второй женой, но тебе всего семнадцать, а Лене — двадцать два. Она станет третьей женой, но она старше, опытнее в житейских вопросах, в политике и во многом другом.
— В постели, например, — съехидничала Мария.
— Это тоже, — не поддался на провокацию Бармин, не дав заодно обидеться Елене. — Княжна Збаражская, если подружитесь, а я надеюсь, что так и случится, — сказал он с нажимом, — многому может тебя научить, подсказать, если что потребуется, дать дельный совет, да, и вообще, будет к кому обратиться практически по любому поводу. Это понятно?
— Да, — кивнула Мария.
— Готова сделать усилие и найти с Леной и Варварой общий язык?
— Я постараюсь.
— Тогда перейдем к следующему вопросу, — Бармин допил кофе и закурил новую сигарету. Видят боги, как ему надоели все эти беседы, разговоры, переговоры и увещевания. Оно, конечно, он опытный психиатр, но в своем новом амплуа предпочел бы более простую, не требующую подобных усилий жизнь. Все-таки многоженство — это реликт давних времен, когда слово мужчины, по-всякому, было для женщины законом. В те времена, теремных затворниц не надо было уговаривать жить мирно. Как бы они там между собой не враждовали, мужу на всю эту муйню было, по большей части, наплевать. Главное, чтобы приносили приданное, исполняли супружеский долг и регулярно рожали детей. Но вот прошли века, мир изменился, но язычники и не только они по-прежнему заводили большие семьи, и это означало, что теперь мужчине доставались не только пряники в виде разнообразного секса на законных основаниях, но серьезные проблемы, связанные с поддержанием мира в семье.