Последыш
Шрифт:
— Нет.
— О, она сносит крышу. Да еще и сам Матай зол. Так ты поможешь или нет?
— Чем она поможет, — проворчала Ларим, остановившись у окна. — Дикий, глупый зверек.
Тополис отмахнулся.
— Ну так что?
Ника сглотнула. Это что получается, у альфы непорядок с головой, и он отправил ее прочь, чтобы успокоиться? Но успокоиться без пары у него не выходит. Замкнутый круг. А что он сделает, если его самка появится рядом? Тополис не уточнил, но Ника знала, что. Зверь без промедления возьмет то, что считает своим и сдерживаться не станет.
Она вскочила. Грудь сдавило, прежний страх прошелся грубой щеткой по коже, но Ника проигнорировала его,
— Ты куда? — Кричала Ларим в спину. — Ты не справишься! Девочка, это не тот Матай, которого ты знаешь. Этот испугает тебя до чертиков, но отступать будет поздно. Подумай еще раз!
— Пусть идет, — Тополис, напротив, успокоился. — Иди, Ника, иди. Предлагать провожать не буду. — Он фыркнул и обратился к Ларим. — Ну что ты паникуешь? Она уже взрослая, что ты квохчешь над ней, как над цыпленком? Зачем ты ее пугаешь? Неужели думаешь, она не знает, что ее ждет?
Ника вышла на улицу и направилась к дому альфы. К своему дому.
Что ты делаешь? — кричала прошлая Ника-трусиха, но нынешняя Ника не слушала, шла вперед, и сердце тревожно стучало. Вспомнились, вернее, так и не забывались его руки и губы на теле, от которых истерические вопли страха в голове тотчас заглохли. Ночью ей снова хотелось ласк и сладких судорог, хотелось кончить, и она жалела, что Матая с ней в одной постели нет.
Снаружи дом выглядел как обычно, только дверь была приоткрыта. Ника вошла и застыла на месте. Внутри как ураган прошелся. Люстра висела криво, на полу валялся мусор, паркетный цветок на полу был местами взломан и разбросан. Часть перил согнута, со стены когтями содраны огромные полотна обоев и стенных панелей.
В доме никого не было. Сильно пахло зверем, густой запах альфы буквально сочился с верхнего этажа. Ника прикрыла глаза, втягивая воздух. Закрыла за собой дверь.
Сверху раздался низкий раскатистый рык. Зверь ее почуял.
Ника облизнулась, потому что во рту пересохло. После рыка стало тихо, он затаился. Зачем? Прячется? Или охотится?
Лестница не скрипела, но Нике казалось, каждый ее шаг гремит так, что слышен по всему дому. Зверь молчал.
Второй этаж выглядел еще хуже. Двери комнат выворочены вместе с косяками, от дорожки, картин и светильников одни искореженные остатки. Она остановилась возле своей комнаты и заглянула в дверной проем. Кровать была выпотрошена, как индейка перед рождеством, пружины матраса торчали из рваных дыр. Шкаф открыт, ее вещи разбросаны по всей комнате, кажется, их жевали. И густой запах спермы из каждого угла.
Зверь снова зарычал из своей комнаты.
От этого запаха во рту скопилась слюна. Он означал удовольствие, которого ее лишили.
Ника переступила через покореженный комод и приблизилась к комнате альфы. Она сюда уже приходила прежде, и не жалела.
Осторожно сделав еще пару шагов. Ника оказалась напротив спальни альфы. Дверь висела на одной петле. Она заглянула внутрь.
Матай стоял посреди комнаты — разрушенной, превращенной в свалку, как и ее собственная. Одна кровать осталась цела.
К счастью, он был уже человеком, на его бедрах висели серые спортивные штаны, сидевшие так низко, что была видна татуировка на боку. Зубастый зверь переливался и двигался, как живой. Голая грудь альфы резко поднималась, воздух вырывался сквозь сжатые зубы. Кажется, его кожа потеряла былую белизну, покрылась легким загаром. Ника не могла отвести глаз от его груди, плеч и живота, словно состоящих из напряженных мышц.
— Ты знаешь, что я сделаю, если ты немедленно не уйдешь? — в его голосе, на удивление спокойном, слышался только рычащий
Ника, не отводя глаз, переступила очередную груду мусора у порога. Раздался хруст стекла.
Моментально захлопнув рот, Матай провел языком по губам. Потом скользнул вперед, словно переместился в пространстве. Ника почувствовала его за спиной и тут же на нее обрушилась тяжесть. Зверь навалился и схватил ее под грудью. Подтащил к кровати и обрушил лицом вниз. Нике вроде должно было стать страшно, но кровь горела, пылала, плыла по телу и зажигала каждый его участок. Между ног вспыхнула боль, плоть требовала самца.
Матай сзади задрал платье ей на плечи, тихо рыча, рванул трусики и вытащил из-под нее, сильно дернув. Коже на бедрах стало больно от рывка, но жар моментально все поглотил.
— Лучше не дергайся, — прорычал Матай на ухо. — Ты не пострадаешь, если не станешь паниковать и отбиваться.
Ника вцепилась руками в смятое покрывало. Голова была крепко прижата его рукой к кровати, волосы упали на лицо, так что она ничего не видела, только чувствовала огромную тяжесть на спине.
По голым ногам проехалась сильная ладонь, она же остановилась на бедре и слегка приподняла его. Он уложил ее ровно, раздвинул ей ноги, и просунул руку под живот. Мужские пальцы накрыли лобок, уютно улегшийся в ладонь, потом моментально проникли между ног и приласкали плоть. Ника резко вдохнула. Альфа немного приподнял ей таз, ставя на колени, но верхнюю часть тела все так же прижимал к кровати. Она хотела посмотреть, дернула головой, чтобы сбросить волосы, но он зарычал и на затылке вдруг сомкнулись острые клыки.
Предупреждение, чтобы не дергалась. Ника облизала пересохшие губы. Спине было жарко, в нее с каждым ударом сердца била его голая грудь, а твердая рука держала ее лобок крепко сжатым и одновременно ласкала между ног. Легкие поглаживания, сменяющиеся круговыми движениями и легким натягиванием — и так бесконечно долго. Его пальцы скользили, потому что там стало мокро, и эта смазка в несколько раз усилила приятные ощущения. Казалось, чувствовалась каждый мельчайший бугорок на его пальцах, и каждое тягучее движение постепенно отключало мозги.
Ника застонала и вдруг тяжесть стала сильней, жар почти сжигал плоть, его пальцы теперь только слегка облегчали дело, а от его плотного аромата в глазах троилось. Сердце торопилось, билось вразнобой. Ей нужно было больше, причем немедленно.
Из-за тяжести Ника не сразу поняла, что его рука приподняла ее еще выше, зафиксировала, и теперь в нее что-то проникает. С трудом, но настойчиво. Наседает, давит, давит. Стало больно, она прикусила губу. Давление стало таким сильным, что Ника непроизвольно задержала дыхание. Матай недовольно рыкнул и вдруг толкнулся так сильно, что эта штука все-таки проникла внутрь, вызвав острую боль. Ника вскрикнула, и рука альфы отреагировала очередной порцией поглаживания. Тяжесть тела давила на спину, потому что он полностью лежал на ней грудью, стоя на коленях, удерживал зубами за затылок, а внутри уже был его толстый член. Ника думала, будет больней, но после первой вспышки боль утихла. Он толкался дальше, саднило, но опухшая плоть послушно раздвигалась, поддаваясь властному проникновению. Когда он вошел полностью и замер, боль успокоилась. Распухшая плоть требовала чего-то еще.