Послевкусие
Шрифт:
Половина седьмого. Для лета это ещё не вечер. Для очень жаркого лета – пиковая температура. Молодёжь подремала немного и хозяйничает на веранде. Достали сладкое, заварили чаю, нарезали лимон и ждут, когда чай остынет немного. Плетёное кресло прицепилось к юбочке. Хельга встала и потащила кресло за собой. Вот и повод для безудержного смеха. Жерар пришёл на помощь. Приехала Татьяна и Борис Николаевич. Из машины к веранде со всех ног бежит Джеки. Стремительно обследует веранду на предмет присутствия чужого кота и забегает в дом. Кот наблюдает за его действиями, сидя на толстой ветке старой ивы, свесив вниз голову и уши. Он явно что-то задумал.
– Татьяна, встань рядом со мной.
Женщина послушно встаёт.
– В присутствии наших детей я прошу тебя стать моей женой. Прошу у Жерара руки его матери.
Как и подобает в таких случаях, все сорвались со своих мест и с поздравлениями расцеловали молодую пару. Гвалт стоял несколько минут.
– Это не всё! – заявил Борис Николаевич. Все притихли. – Рассаживайтесь по своим местам.
Он достал обручальные кольца.
– Татьяна! Берёшь ли ты меня в мужья?
– Беру, – пропищала его женщина. Она хотела сказать это громко и чётко, но не вышло. От волнения голос осип.
– Борис! Берешь ли ты меня в жёны? – Эти слова она произнесла более внятно.
– Беру, – ответил Борис Николаевич, и они надели кольца.
Мужчины открыли шампанское. Фужеры в доме нашлись. Волшебное перешёптывание шампанского в бокалах восхитительно для ушей!
– Можно мне сказать? – раздался голос Хельги. В нём слышится властное требование внимания к себе. – Вам всем я чужая.
Стало заметно, что лёгкое спиртное уже подействовало на лилипута. Вскинулись брови на лице Татьяны. Сошлись домиком брови Бориса Николаевича.
– Я человек ненормальный. И внешне и внутренне. Внутри как пружина из-за внешнего вида. Три дня я с вами. Всего-то! А столько всего приключилось. Жерар хочет, чтобы мы были вместе.
– Ну и будьте! Никто вам не мешает. Тем более что быть вместе осталось всего ничего.
Татьяна улыбнулась и обвела глазами всех присутствующих, как бы ища их поддержки.
– Я сделал предложение Хельге. Она не отказала мне. Я женюсь на ней в следующий свой приезд, когда для этого будут собраны все документы. Будь согласна, мама.
– Не разрешаю, – Татьяна насупилась, вся скукожилась и опустила лицо. Она не могла смотреть на уродливую девушку, так уверенно завоевавшую любовь её сына.
– Я буду с Хельгой.
– Будь! На здоровье! Не надо строить планы на такое далёкое будущее и их озвучивать!
– Почему, мама?
– Ну, если вы такие откровенные сегодня, я тоже скажу. У вас родятся дети лилипуты, и у ваших детей будут рождаться лилипуты. Лилипутов так мало, что среди людей они не числятся. Для них нет школ, программ для обучения, их не знают, как лечить. Я могу перечислять до бесконечности… Нет, нет и ещё раз нет!
Татьяна закрыла лицо ладонями. Джеки соскочил с рук на пол веранды. С ветки ивы на головы сидящих за столом людей посыпалась листва. Это кот, заметив, что собака сошла на землю, приступил к плану отмщения и стал спускаться с дерева.
– Я знаю об этом. Это важно, что вы знаете, и нам страшно, как и вам. – Хельга говорила стоя.
– И тебе не будет жаль этих несчастных детей? – воскликнула Татьяна.
– А не родиться совсем, не прийти в эту жизнь, не увидеть и не узнать себя – это не страшно?! Пусть рождаются хоть какими, пусть ненадолго, но придут в наш мир и увидят себя и всё на этом свете. А вдруг он единственный, наш мир, наша земля? Пусть будут! Боюсь небытия!
Наступила тишина. Долгая и просветлённая. Маша вертела фужер на высокой ножке, обдумывая только что услышанное. Борис Николаевич смотрел в сторону реки, и желваки на его щеках так и ходили. Жерар обошёл стол и встал рядом с Хельгой. Матери невыносимо было видеть их рядом.
– Ты, девочка, завела разговор, прося у нас совета и заведомо зная, что будешь отрицать любой совет. Зачем? – Татьяна старалась не смотреть в сторону лилипута.
– Чтобы услышать своё отрицание, чтобы его услышали вы.
– Неправильное решение, – вздохнула Татьяна.
К ней подошёл Борис Николаевич. Проходя мимо дочери, слегка пожал её плечо, как бы прося внимания к себе.
– Горько мне, моя дорогая!
– Что? – переспросила Татьяна.
– Горько! Нам всем горько! Вы что, забыли?! Вы же кольца надели обручальные! – восклицает Маша.
Борис Николаевич поднимает свою женщину со стула и целует. Целует долго. За это время в памяти женщины слайдами промелькнула вся её жизнь. Сколько было в ней отрицания, всего того, что ей советовали родители и близкие! Теперь с Жераром воевать? Нет уж, хватит! Пусть воюют сами, между собой и получат результат. Как хорошо ей целоваться с Борисом, как хорошо быть с ним просто рядом. Она счастливая женщина, она счастливый человек! И не будет она омрачать всё это войной с сыном, признавшим её как мать и приехавшим к ней с другого конца планеты. Не будет!
– Поздравляю, мама! – говорит её сын и разливает по бокалам шампанское.
– Просить прощения за свою реакцию не буду. Сказала как есть. Думайте! Буду помогать, чем могу.
Жерар был рад сбросить с себя напряжение. Он посадил к себе на колени Хельгу и прижал к груди. Её стало не видно за его руками. Только вихор волос торчал, как у воробышка.
– У нас для тебя подарок! Да, Борис? – вспоминает Татьяна.
– Есть. Сейчас принесу.
Борис Николаевич направляется к машине и тут же раздаётся его громкий смех.
– Вы только посмотрите!
Все оборачиваются и видят такую картину. Джеки лежит на спине, сложив на брюшке лапки, язык свисает на бок, хвост вяло виляет из стороны в сторону, а возле него сидит обескураженный кот и не знает, что ему делать с лизнувшей шампанского собачкой. Все смеются.
– Прошу внимания. – Борис кладёт футляр с браслетом на стол. – Кто будет говорить? – спрашивает у Татьяны.
– Ты.
– Хорошо. А что говорить?
Все снова смеются.
– Это ответный подарок Жерару от мамы и от нас с Машей. Расти большой!