Послезавтра было лучше, чем вчера
Шрифт:
– Любой дурак знает, с кем граничит Россия.
– Не утрируй, тебя зачали в СССР, тебе было любопытно, поэтому ты знаешь, а среднестатистический француз этого не знает, по крайней мере, спокойно может не знать. Например, на днях молодая ассистентка продюсера очень удивилась, когда узнала, что Польша раньше входила в социалистический блок.
– Ну, допустим. А чем она вообще по жизни занимается?
– Безработная. У нас свободная страна, имеет право.
– Можно честно? Только не обижайся, пожалуйста.
– Конечно.
– Тебе просто льстит обладание конвенционально
– Не каркай. Я обеспеченный человек, она не будет зариться на других. Не посмеет.
– Ну-ну. Нашел себе собачку и будешь наслаждаться тем, что она от тебя материально полностью зависит?
– И что? Я же не в рабство ее обрекаю. Захочет – будет работать, я буду только рад. Мне нравится заниматься с Эммой сексом. Я впервые в жизни получаю удовольствие не только от разрядки, понимаешь? И ради этого можно пожертвовать тем, что духовно она из себя действительно мало что представляет. Идеал же недостижим.
– Ладно. Поздравляю, – Жанна усмехается. – Это дорогого стоит.
В ЧЕРТОГАХ ДЬЯВОЛА 2014
В камере с бетонными стенами и полом площадью двадцать – двадцать пять квадратных метров их осталось восемь. Семь мужчин с сальными от пота, дистресса и времени волосами, бородами, растущими в творческом беспорядке и широко раскрытыми от ужаса зрачками, и миниатюрная, но подтянутая 25-летняя Паула с такой же безрадостной прической и облупившимся маникюром. Они выглядят бледными и слегка исхудавшими, но ни на ком нет следов свежих ран или побоев. Алехандро, встав на цыпочки, заглядывает в маленькое решетчатое окно: рядом с вырытой ямой стройной шеренгой виднеются человеческие силуэты в оранжевой униформе, стоящие на мушке у тех 9 , кто возомнил себя властью. Справа разместился еще один боевик с камерой в руках.
9
Из запрещенной в России террористической организации.
– Не смотри туда, – тихо просит Дэвид по-английски.
Андрей в джинсах и когда-то белой футболке, которая теперь стала серо-рыжей, сидит на корточках, закрыв лицо руками.
С улицы раздаются выстрелы. Андрея колотит мелкой дрожью, Алехандро молниеносно отпрыгивает от окна, Паула вскрикивает, Дэвид вытирает слезы, Дэниэль вздрагивает, Бастиан одними губами читает какую-то молитву. Жульен и Марк, первыми заметив, что в помещение ворвались боевики, покорно встают лицом к стене, сомкнув руки за спиной.
– Лицом к стене! – разъяренно напоминает террорист на английском, так как остальные, еще не отошедшие от шока, похоже, не спешат следовать примеру товарищей по несчастью.
Не дожидаясь, пока в ход пойдет дубинка, пленники повинуются. На Андрея надевают наручники и выводят наружу, закрыв дверь. Обратно его приводят примерно через полчаса, освобождают от оков и запирают камеру. Он медленно ложится на толстовку на правый бок. Его левая рука красная и сильно припухла, а со спины из-под футболки тонкой струйкой сочится кровь. Подойдя к пострадавшему, Марк оголяет его спину и осматривает ее.
– Жить буду? – грустно усмехнувшись, спрашивает Андрей.
– Да, ничего серьезного. Повернись на спину, пожалуйста, – просит он.
Андрей, сморщившись, без особого энтузиазма выполняет его просьбу.
– Вывих, – выносит вердикт Марк, осмотрев его левую руку.
– За что они тебя так? – со смесью удивления, сочувствия и страха спрашивает Алехандро.
Никто, конечно, не думал, что с ними будут обращаться по закону, но первая кровь в их компании выживших могла означать дурные вести.
Андрей молчит, из его глотки вырывается лишь едва слышный однократный стон.
Бастиан стучит в стену: хочет попросить что-нибудь ледяное, жгут и обезболивающее. Боевик приходит, как ни странно, быстро. Журналист озвучивает свое требование. Усмехнувшись и заявив, что русский точно ничего не получит, преступник уходит, заперев камеру.
Дэвид, сняв свою футболку, рвет ее и протягивает часть ткани пострадавшему, Андрей засовывает ее в рот, чтобы не прикусить язык и щеки.
– Готов? – спрашивает Марк.
Андрей кивает. Мужчина вправляет вывих, пострадавший, скривившись, издает оглушающий вопль, Марк накладывает ему повязку из остатков футболки.
– Все, умничка, – подытоживает он дружелюбно, вставая с корточек.
Жульен протягивает Андрею ломтик хлеба, оставшийся с того, что в мирное время назвали бы обедом. Мужчина запихивает еду в рот, вытирая инстинктивно нахлынувшие слезы и дежурно поблагодарив. Дэвид надевает темное худи на голое тело.
– Теперь легче будет, – с полувопросительной интонацией добавляет Дэниэль.
– Да, и мы скоро будем на свободе, – обнадеживает Марк.
– Это вы будете, – поправляет его Андрей, поставив логическое ударение на слове «вы».
– То есть? – Дэвид удивленно вскидывает бровями. – За всех заплатят выкуп.
– За меня не заплатят, – он мрачнеет.
Американцев, британцев и представителей некоторых стран зарубежной континентальной Европы сегодня расстреляли, так как их правительства договариваться отказались. Оставшимся пока в живых гражданам других зарубежных европейских государств повезло больше: их власти то ли более сговорчивы, то ли более гуманны. Большинство пленников – журналисты, Марк – врач, а среди убитых есть еще пара переводчиков и представителей других невоенных специальностей.
– Тебя снимали на видео для выкупа? – спрашивает Жульен, присаживаясь рядом с Андреем по-турецки.
– Я в очередной раз отказался от того, чтобы за меня платили деньги, поэтому меня избили. Как вы сможете жить после этого? – повысив голос, мужчина встает. – Понимая, что за эти пачки долларов они смогут взять в заложники не один, не два и даже не 10 школьных автобусов? Зная, что на вашей совести будет кровь и загубленная психика невинных детей?
– Иначе нас сегодня тоже расстреляли бы, – тихо констатирует факт Алехандро.