Послезавтра было лучше, чем вчера
Шрифт:
– В феврале прошлого года родители влюблённых приняли выбор детей, но через два месяца после этого молодые люди погибли от рук террористов, активизировавшихся после «Иракской свободы» 7 . Злые языки говорили, что их покарал Аллах. Кристиан Руссо тщательно изучил их биографии, поговорил с их родителями и близкими, в руинах разрушенного дома нашел и перевел стихи Бахрама…
Фотография на экране на сцене сменяется другой: крупным планом засняты частично обгоревшие страницы со стихами на арабском и курдском языках.
7
Название
Зал аплодирует. Поднявшись на сцену и беря статуэтку, которую протягивает ему ведущая с поздравлениями, Андрей подходит ко второму микрофону:
– Спасибо большое, для меня это огромная честь. Дияла и Бахрам стали мне родными. И я предлагаю почтить их и других жертв этой войны минутой молчания, – его голос слегка дрожит.
Все встают и молчат, некоторые вытирают слезы.
ПАРИЖ 2009
У Элизабет день рождения. Андрей зовет Жанну на документальный спектакль молодежного камерного театра, который разместился на территории бывшего винного завода. Сегодняшняя постановка посвящена массовым беспорядкам 2005 года, поводом к которым стала гибель двух подростков африканского происхождения, спрятавшихся от полиции в трансформаторной будке.
– Вы что, поссорились? – спрашивает Жанна, после того как мужчина, одетый в джинсы, белую рубашку и черные броги, дал короткий комментарий – поделился впечатлениями об увиденном – начинающей корреспондентке, которая случайно встретила его, и разумеется, узнала.
К известности Андрей никогда не стремился, но получилось само собой. Иногда он считает, что не совсем заслуженно, но глупо отказываться от медийного капитала, когда он прекрасно конвертируется в евро. Лишнего ему не надо: до 70% всех доходов он жертвует на благотворительность. Не ради пиара, просто по-другому не умеет. Он всегда называет белое белым, а черное – черным. Первым стал исправлять свои посты в соцсетях, оставляя при этом первоначальный вариант и извиняясь перед подписчиками за ошибки или неточности. Позже это стало мейнстримом. Люди ему верят. Некоторые даже сулят политическую карьеру, но ему это неинтересно. Полутона не для него.
Элизабет 45 лет, и она решила уволиться. Физически она еще вполне сильна – особенно, если учитывать, что у нее шрамов столько же, сколько у пехотинцев, – но она хочет ребенка. Женщина предложила Андрею вернуться к работе переводчиком во Франции или в Британии – ей непринципиально – чтобы он мог больше времени проводить с новоиспеченной семьей.
– Она хотела кого-то усыновить? – спрашивает Жанна, садясь на переднее пассажирское место в белом хэтчбэке премиум-класса.
Андрей кивает. Он к этому не готов. Кажется, она восприняла его отказ вполне спокойно. Она же понимает, что у него все только начинается, а стать отцом он может и через 10 лет. Теоретически он мог бы ничего не менять в своей жизни, только съехаться с Элизабет и по-прежнему гонять в командировки. Но она была против. Сочла, что у ребенка должна быть полноценная семья, а не вечно мотающийся по Ближнему Востоку
– Ты как? – с сочувствием спрашивает подруга, выслушав его.
– Пока не нахлынуло. Наверное, рванет позже. Я не хотел тебе говорить, потому что пока ты ничего не знаешь, создавалось ощущение, что ничего и не произошло, – грустно поясняет он, выезжая на окружную дорогу.
– Еще можно все переиграть. Наверняка вы сможете прийти к компромиссу, – считает Жанна.
– Ты предлагаешь мне бросить эту работу? – с вызовом спрашивает Андрей.
– Нет, но можно же найти золотую середину.
– Нам не удалось. Я не хочу перетягивать одеяло на себя. Кстати, я был уверен, что ты скажешь, что мне надо завязать с горячими точками, раз подвернулся отличный повод.
– Вовсе нет, это совсем необязательно. Ты востребован, она тебе нравится и приносит отличный доход.
– То есть тебя больше не смущает, что я могу – как ты там говорила – погибнуть в какой-нибудь обычный четверг?
– Конечно, я боюсь, но ты же осторожен, ни одного ранения, умничка. Продолжай в том же духе.
– Это же не от человека зависит. По крайней мере, далеко не всегда от него. Хочешь сказать, что Элизабет сама виновата в том, что на ней живого места нет? – он повышает голос.
– Ну, операторы всегда рискуют больше, чем остальные журналисты… И мы оба знаем, что она не всегда была в бронике, – неуверенно отвечает она.
– Я бы на тебя посмотрел на ее месте, – парирует Андрей.
– Прости, Андрюш. Я не хотела вас задеть. Но, блин… Я надеюсь, ты-то всегда в бронике?
– Без комментариев.
– Серьезно? – Жанна опешивает.
– Предположим, что чаще, чем можно без вреда для здоровья. Но реже, чем следовало бы по технике безопасности, – нахмурившись, признается он, когда они приходят в его квартиру в новом ЖК в стиле неоклассицизма в ближайшем пригороде Парижа.
Он снимает пальто и вешает его в огромный шкаф-купе, который стоит по длинной стороне коридора.
– Бред какой-то получается, – задумчиво констатирует факт она, снимая куртку и оставаясь в свитшоте и джинсах.
– В жизни вообще много нелогичного: взять хотя бы то, что мы обсуждаем в 21 веке с тобой войны как что-то само собой разумеющееся, – отзывается он, проходя на кухню. – Есть будешь что-нибудь? – спрашивает он, открывая белый двустворчатый холодильник.
– Физалис можно, – отвечает она, садясь на диван в гостиной.
– Или то, что для открытия счета в банке нужно где-то жить, а чтобы где-то жить, нужен местный счет в банке, – добавляет мужчина.
– Не замечала.
Поставив ягоды на журнальный столик, Андрей приземляется рядом.
– Ты-то понятно, что не замечала. Но я тоже. Я, видимо, очень везучий, иногда открываю русскоязычный Интернет и глазам своим не верю, когда читаю, как здесь тяжело, оказывается, некоторым мигрантам.
– На одной удаче далеко не уедешь. Ты очень упорный и трудолюбивый, – подчеркивает женщина. – Я бы не смогла каждый день все детство заниматься иностранными языками по 5-14 часов в день.
– Мне это в кайф, ты же знаешь. Мне все равно больше делать было нечего. И у меня выбора не было, – дрожащим голосом добавляет он, потянувшись за очередной ягодой.