Послы
Шрифт:
— Бесспорно, — отозвалась мисс Гостри. — Вы рассуждаете лучше некуда! Но, разумеется, с другой стороны, есть еще добрый старый Вулет.
— О да, — раздумчиво сказал он, — есть еще добрый старый Вулет.
Она помедлила.
— Да, пожалуй, ей этого не проглотить. Она, возможно, сочтет, что это ей слишком дорого обойдется. И возможно, прикинет, стоит ли одно другого.
Стрезер, которому во время их совещаний не сиделось на месте, сделал по комнате еще один круг.
— Все зависит от того, что она собой представляет. Разумеется,
— Мэмми?
От такого тона он остановился перед ней как вкопанный; однако, уразумев, что эта реплика выражает не колебания, но смутившее ее полное понимание, позволил себе напомнить:
— Надеюсь, вы не забыли, кто такая Мэмми!
— Нет, я не забыла, кто такая Мэмми, — улыбнулась мисс Гостри. — И у меня нет никаких сомнений, что в ее пользу можно очень многое сказать. Я целиком за Мэмми! — искренне заявила она.
Стрезер вновь прошелся по комнате.
— Она, знаете, и вправду на редкость мила; куда лучше любой из тех девиц, каких я пока здесь видел.
— Именно на это я, пожалуй, больше всего и рассчитываю. — И она на секунду — совсем в духе своего гостя — задумалась. — Мне положительно хочется заполучить ее в свои руки.
Ему эта мысль пришлась по душе, хотя в итоге он все-таки ее отверг:
— О, только не бросайтесь к ней с таким азартом! Мне вы больше нужны, и вы не смеете меня покидать.
Но она не хотела сдаваться.
— Если бы только они согласились прислать ее сюда: ведь я принесу ей огромную пользу.
— Если бы они знали вас, — сказал он, — они бы ее прислали.
— Как? Разве они не знают? После всего, что вы, насколько я вас поняла, им обо мне нарассказали?
Он снова на мгновение остановился перед ней и тут же снова принялся шагать.
— Они и пришлют — прежде чем, — как вы изволили выразиться? — я им о вас нарасскажу. — И тут же перешел на то, что ему казалось главным: — Сейчас он, видимо, сворачивает свою игру. Он ведь все время придерживал меня. Ждал, когда прибудут эти дамы.
— Ого, как вы научились видеть! — поджала губы мисс Гостри.
— Ну, до вас мне далеко. Или вам угодно делать вид, — продолжал он, — что вы не видите?..
— Не вижу? Чего? — требовательно спросила она, пока он переводил дыхание.
— Да того, что между ними много чего происходит — и завязалось это задолго до моего приезда.
Прошла минута, прежде чем она сказала:
— Кто же они… раз все это так серьезно?
— Может быть, серьезно, а может быть, курьезно. Но вот что очевидно — так это без сомнения. Только я о них ничего не знаю, — признался Стрезер. — Например, даже как их зовут, и, выслушав Крошку Билхема, к величайшему моему облегчению, не счел себя обязанным спросить.
— Ну, — рассмеялась она, — если вы думаете, что уже отделались!..
Ее смех мгновенно вверг его в мрачное расположение духа.
— Я вовсе так не думаю. Думаю лишь, что получил на пять минут передышку. Мне, хочешь не хочешь, придется в лучшем случае продолжать. — Они обменялись понимающими взглядами, и минуту спустя к нему вернулось добродушное настроение. — При всем том меня не интересует, как их зовут.
— Ни какой они национальности? Американки? Француженки? Англичанки? Польки?
— Вот уж что мне решительно все равно. Меня ни в малейшей мере не заботит, какой они национальности. — И тотчас добавил: — Дай Бог, польки. Вот было бы славно!
— Куда как славно! — Этот переход ее очень развеселил. — Как видите, вас это все же заботит!
Он отдал должное ее умению подловить противника.
— Да, пожалуй. Я был бы рад полькам. «Да, — подумал он про себя. — Этомуможно было бы порадоваться».
— Будем надеяться, что они польки. — И она поспешила вернуться к основному вопросу. — Если дочь уже вошла в возраст, мать, естественно, из него вышла. Я имею в виду возраст любви и чистых привязанностей. Скажем, девице лет двадцать — вряд ли меньше, — стало быть, матери сорок. Следственно, мать можно скинуть со счетов. Она для него слишком стара.
— Вы так полагаете? — заинтересовался Стрезер, но, подумав, стал возражать: — Вы полагаете, кто-то может быть для него слишком стар? Иной и в восемьдесят все еще молод. Хотя, — продолжал он, — кто сказал, что девице двадцать? А если ей всего десять, но она так прелестна, что составляет для Чэда львиную долю притягательности этого знакомства. Или ей только пять, а матери не больше двадцати пяти — очаровательная молодая вдова.
Мисс Гостри отдала дань этой гипотезе:
— Так она вдова?
— Яничего не знаю. — И они снова, невзирая на полную неясность, обменялись взглядами — взглядами, пожалуй, самыми длительными на протяжении всего разговора. Им, по-видимому, необходимо было объясниться. Впрочем, нечто похожее между ними и происходило. — Я лишь чувствую, как уже докладывал вам, — чувствую, что у него есть основания.
Воображение мисс Гостри мгновенно воспарило:
— Может быть, она вовсе и не вдова?
Стрезер, по всей очевидности, отнесся к такой возможности сдержанно. Тем не менее ее не отверг:
— Да, это объясняет, почему его привязанность к ней — коль скоро она существует — остается чистой.
— Но почему все-таки? — Мисс Гостри смотрела на него таким взглядом, словно не слышала его. — Да эта женщина свободна, и никто не ставит им никаких условий?
«Наивный вопрос», — подумал Стрезер.
— О, я, пожалуй, не совсем в том смысле употребил слово «чистая», — пояснил он. — Вы хотите сказать, что такая привязанность бывает чистой — во всех смыслах, достойных этого слова, — только если женщина не свободна. Ну а для нее какой она будет? — спросил он.