Посмотри на меня
Шрифт:
Стрелок тогда промолчал, ничего не сказав ни врачам, ни допрашивавшему его об инциденте капитану-особисту. Только сухо и по делу: две чеченки, молоток, мина, взрыв. Очнулся - гипс. То есть бинты, много бинтов.
Он опустил описание своего чувства страха, опустил описание облака, клубившегося под потолком дома, и черных нитей, связывавших это с чеченками. Стрелок понимал, в каком заведении он окажется, начни он рассказывать обо всем, что видел. Но с тех пор он научился смотреть по-особенному, научился видеть людей иначе. И как минимум однажды это его особое зрение спасло ему жизнь, тогда, в подземелье, заполненном невидимой никем, кроме Стрелка, клубящейся чернотой.
Наверняка тогда, под землей, чей-то тупой и зазубренный нож резал глотки, словно идеально отточенная опасная бритва, а дрожащая рука, не способная поднять, не расплескав, рюмку водки, разила без промаха, всаживая нож точно в сердце. Это изменяло людей. Но в такой концентрации, как тогда в бамутском доме, или сейчас, в автобусе, это способно было изменять реальность.
Девушка на переднем сиденье поднялась, приняв какое-то решение. Точнее - это чернота задала ей какую-то цель, превращая девушку в оружие. В снаряд, несущийся к цели.
Она заглянула к водителю, что-то сказала ему, протянула руку в кабину и что-то взяла. Что-то маленькое, исчезнувшее в ее кулаке. Это не могла быть мина или граната, но сердце Стрелка все равно сбилось с ритма, все равно замерло. Он чувствовал исходящую от девушки опасность, чувствовал, что она совершит сейчас что-то страшное и непоправимое.
И тогда Стрелок побежал. Побежал к автобусу, вопреки здравому смыслу, вопреки собственной воле, вопреки внутреннему голосу, запрещавшему даже приближаться к этой железной коробке на колесах. К автобусу, в котором словно кобра, напружинившаяся для броска, двигалась сама Смерть.
– ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!
– закричал Стрелок!
– ПОСМОТРИ! НА! МЕНЯ!
Автобус закрыл двери и тронулся.
Глава 15.
Саша шла по салону, щелкая колесиком зажигалки. Автобус плавно покачивался на ходу, пока еще телепаясь по парковочному карману для общественного транспорта, поэтому Саша могла свободно идти по салону, раскачиваясь вместе с ним и не держась за поручни руками.
Ей нечем было держаться. Зажигалка в левой руке, баллончик "Ланы" в правой. Если бы водитель посмотрел в зеркало, увидев Сашу с ее готовым к залпу огнеметом, и понял, что она собирается делать - ему достаточно было лишь резко рвануть вперед, или затормозить, чтобы Саша потеряла равновесие. Но взгляд водителя был прикован к бегущему за автобусом хромому бомжу, а все его мысли были заняты ненавистью к такого рода пассажирам. Черное облако окутывало и его голову, мешая видеть полную картину мира вокруг.
Саша шла. Люба сидела, вжавшись в свое кресло, парализованная ужасом.
Она видела. Она понимала. Вот только ужас от резкой смены ролей мешал ей адекватно мыслить и принимать решения.
– Я прощаю тебя!
– крикнула она в лицо приближающейся смерти.
– Не поможет, - покачала головой Саша, чиркая зажигалкой, - ни тебе, ни мне.
Улыбаясь, она нажала на кнопку баллончика, высвобождая струю горючей смеси, устремившейся к огоньку зажигалки.
Полыхнуло! Саша помнила огненную струю, лизавшую кафель в ее ванной комнате, помнила длину этой струи, и хотела лишь испугать и так перепуганную до смерти Любу. Показать свои намерения, показать, что в ее руках, на случай, если та еще не поняла. Но гудящее пламя оказалось куда мощнее, чем тогда, в ее ванной комнате, и куда дальнобойнее.
Пылающее облако лизнуло любино лицо, испепелив ресницы и подпалив челку.
Автобус наполнился криками и вонью паленых волос. Пока еще только волос, Саша позволила себе лишь короткий пшик баллончиком, и теперь в приятном удивлении созерцала, как люди вскакивают со своих мест, сбиваясь на задней площадке, а Люба в панике хлопает себя руками по голове, сбивая пламя.
Водитель ударил по тормозам, Саша пошатнулась, но устояла, тут же направив баллончик в лицо дернувшейся, было, Любы.
– Сиди, тварь! Сиди, я не разрешала тебе вставать!
Люди кричали, люди колотили в дверь, в панике нажимая на кнопку связи с водителем. Водитель, посмотрев наконец в салон, попытался открыть двери, но что-то пошло не так, и открылась только задняя. Средняя, ближайшая к Любе, через которую она могла бы сбежать, издавала лишь сухие щелчки, отказываясь открываться.
Еще один короткий пшик баллончика, и снова огненное облако лизнуло любино лицо. Снова лизнуло чуть сильнее, чем Саша планировала, и пламя прожило чуть дольше, чем она держала палец на кнопке "Ланы". Как будто огонь хотел убивать больше, чем сама Саша, а потому с неохотой отступал, когда она приказывала ему это сделать.
Ей даже показалось, что струя антистатика вспыхнула раньше, чем коснулась пламени зажигалки. Или не показалось...
Люба вжалась в свое кресло, закрыв лицо руками. Ее волосы тлели, тлели в нескольких местах, а сама она издавала протяжное "Ааааааааа" сжавшимся от страха горлом, из-за чего звук выходил сухим и сиплым, будто бесконечный вдох великана-астматика.
– Ты что творишь, дура?!!
– ворвался в салон водитель, и Саша тут же послала в его сторону огненную струю, превратившуюся в газовый факел нефтяной вышки. "Лана" не могла так гореть, просто не могла, но Саше было не до того, чтобы размышлять об этом. Огонь ударил водителя в грудь, моментально воспламенив синтетическую рубашку. Сбивая пламя с одежды и волос, он спиной вперед вывалился из передней двери, через которую только что вошел.
Автобус тронулся. Не было ни гула двигателя, ни хруста трансмиссии, автобус, не поставленный на ручник, просто поехал вперед, почувствовав небольшой уклон дороги. Будто бы его что-то его толкнуло, зная, что законы физики сделают остальное.
В кабине что-то упало на приборную доску, то ли от легкой качки, то ли потому, что Саша захотела, чтобы что-то упало именно на те кнопки, что отвечают за закрытие дверей. Двери закрылись. В пустом салоне не спеша катящегося по Купеческому тракту автобуса остались лишь двое... Она, и мерзкая кондукторша, обрекшая ее на смерть.